Возвращение долга. Страницы воспоминаний

Когда я подал заявление об увольнении с завода, директор – Александр Захарович Туниманов – сказал: «Подумай, Израиль, у тебя семья. На заводе твердая зарплата плюс прогрессивка. Мой племянник, известный литературный критик, не знает, как свести концы с концами. Подумай, тем более ты пишешь о заводской жизни». Но о чем может думать молодой человек, если за спиной уже два опубликованных романа, инсценировки по которым идут почти в ста театрах страны. Какая прогрессивка может его беспокоить, когда на выходе третий роман «Обычный месяц». Но слова доброго моего директора оказались пророческими. Не в том, что у меня не будет «твердой зарплаты и прогрессивки», деньги у меня уже были. И на четырехкомнатную кооперативную квартиру, и на машину. Без завода мне было не о чем писать, исчезли мои герои, исчез объемный людской мир. Такое чувство, что остановился на берегу моря, дальше идти некуда – вода.

Творческий простой опасен для писателя. Он затягивает, погружает в ленивое созерцание, особенно если нет острой материальной нужды. И, главное, лист белой бумаги перестает возбуждать, надо себя пересилить, заставить…

Подобное «опустошение» овладевает после окончания большой работы. Неизбежность этого часа я ждал с двойным чувством: радости и отчаяния. Пять лет я отдал роману-дилогии «День благодарения», вместив в эти тысячу триста страниц текста опыт не только чужой жизни, но и своей. Я, в определенном смысле, повторил путь героя дилогии. Через скудное детство, пусть не в Одессе, а в Баку, но тоже в окружении пестрого южного города. Так же, как и герой дилогии, пытался вплести свою судьбу в обстоятельства того времени, как военного, так и послевоенного. Более того, прочувствовал все морально-психологические испытания людей, выбравших дорогу эмиграции из страны. Пусть не свою дорогу, а дорогу самых близких мне людей – жены, дочери и сестры с семьей.

* * *

Успех нередко отягощается потерями. Нет чувства сильнее зависти. Зависть инфернально лежит в основе многих поступков, подчас невольных, овладевающих человеком помимо его желания. Я не раз ловил себя на этом подлом чувстве, отчетливо понимая всю необоснованность претензий. По жизни зависть разлита обильно, а в литературе особенно. Зависть ведет к потере друзей. Отсюда и одиночество…

Одиночество – наследница успеха. Успех человека, окруженного друзьями, напоминает дерево осенью. Подует ветер, и дерево растеряет листву. Предвижу возражения: то были ненастоящие друзья, то был ненастоящий успех. Настоящие друзья большая редкость, даже кровно близкие люди бывают тронуты ржой зависти. А ненастоящий успех – функция времени и на первой стадии он принимается как настоящий, со всеми описанными выше последствиями.

Люди, не испытывающие тяги к одиночеству, – люди ущербные. Им не хватает себя, своего жизненного опыта, этого животворного воздуха. Они впустую тратили дни, пропуская мимо радость познания, находя упоение в чужих заботах, точно рыбы-прилипалы.

В то же время потребность одиночества штука переменчивая. Иногда остро ощущаешь влечение к шумному общению, к смеху, к «светским сплетням», к плачу, наконец… Но все равно – желание уединиться побеждает…

* * *

Раннее летнее утро. Еще спит писательский бивуак в поселке Комарово, под охраной хилого заборчика. Продавливая влажную траву, я направляюсь к калитке. Прохожу мимо ветхого сруба колодца. Мимо знаменитой Будки – дачи Ахматовой, в окне которой допоздна маячил профиль Валерия Попова. Забот у председателя хватало: надо разобраться в очередных склоках среди членов подведомственного союза, да и сроки сдачи рукописи поджимают. Прохожу мимо дачи критика Саши Рубашкина. Он, кстати, является мне очень дальним родственником со стороны бабушки, но умалчивает, мало ли… очень осторожный. Прохожу мимо дачи яркого поэта и барда Виталика Дмитриева и его жены Татьяны Семеновой, тонкой лирической поэтессы… В том же домике проживает и Женя Лукин, интересный поэт и фантаст…

Все еще спят. Утомились. Вчера до глубокой ночи тусовались у мангала с шашлыками. Рьяный шашлыковед Володя Шпаков, прозаик и драматург, поэтесса Галина Илюхина, ярая защитница писательских прав, еще несколько человек… Где шашлыки, там и вино, там и стихи, там и гитара Виталика Дмитриева… Оконное стекло, подобно экрану телевизора, предъявляло мне всю компанию, там же я видел и свою жену Лену, она обожает эти тусовки… «Конечно, – думал я. – Там ее ровесники, там она своя. Ничего, завтра с утра тоже пойду к своим…»

Остывший мангал еще курится слабым сизым дымком. Сдерживая шаг, вдыхаю горьковатый запах прощально тлеющих углей. Почему я не присоединился к ним вчера, не помню, ведь меня так сердечно зазывали. Стесняла разница в возрасте? Чепуха! Литературная профессия не признает эту разницу. Я – молод! Мне только 84, а возможно, будет и 85… Вон, Даниилу Александровичу 98, а он все пишет и пишет, отставив в сторону костыли…