Возвращение долга. Страницы воспоминаний

Выносной белый плакат над входной дверью извещал: «Говорим по-русски». В прошлый приезд я уже переступал порог магазина и, признаться, был выделен продавцами из обычных покупателей. Газета «Новое русское слово» месяц печатала мои путевые записки об Израиле «Взгляни на дом свой, путник». Газета в те времена была популярна среди наших эмигрантов. Этим воспользовался Гриша, хозяин маленького «домашнего» издательства «Effect Publishing.Inc». Он напечатал мои записки, снабдив красивой обложкой с моей фотографией. Но не учел психологию эмигрантов: зачем покупать книгу, когда они прочли все в газете. Впрочем, возможно, книгу и покупали, только Гриша скрывал от меня, чтобы не платить. Он правильно прикинул: не стану же я заводить адвокатов, при своих гостевых птичьих правах. Однако, мучаясь совестью, Гриша выплатил мне гонорар моими книгами. И даже доставил их мне домой… Кстати, подобный способ расчета с автором практикуют многие наши издательства, превращая квартиры писателей в книжный склад…

Прихватив несколько экземпляров, я, помнится, отправился в магазин, порог которого сейчас переступил. И был приятно удивлен – меня узнали… Все четверо братьев-продавцов, грузинские евреи, встретили меня так радушно и тепло, словно близкого родственника. Особенно ликовал старший из братьев – Тимур. «Никак постарается всучить какою-нибудь дрянь – подумал я в меру своей испорченности, – теперь и отказать будет неловко». Но я ошибся, купленный у них японский магнитофон отлично работает по сей день. А вспомнился тот малозначительный факт в связи с тем, что в магазине я встретил бывшего его владельца, человека, в каком-то смысле сыгравшего особую роль в моих творческих затеях. Его звали Сэм Кислин. Семен Захарович Кислин. Бывший одессит, человек, «сделавший сам себя». Но об этом позже, и, поверьте, весьма любопытная история…

Глава вторая

Вернулся я в Ленинград не один, а со «старой блудницей Бекки» в весомой картонной папке. Хотя и был полон сомнением в успехе этой затеи…

В те годы, после «Вавилона» аэропорта Кеннеди с его фонтанирующей жизнью, пулковский аэропорт произвел оглушительное впечатление. Точно отрезал. Точно я нырнул в глубину океана… Одинокие фигуры людей маячили на галереях и балконах, слонялись среди фанерных клеток, разбитых с непонятной целью по всему центральному залу ожидания. И весь аэровокзал – шумный и ярмарочный в недавнем прошлом – тишиной напоминал печальные покои крематория. В слабо освещенном багажном отделении, у транспортера, собралось человек пятнадцать. Прождав с полчаса, я наконец получил свой чемодан и, минуя контролера со злым и острым лицом ищейки, покинул аэровокзал.

Часы показали четверть первого. Белесый сумрак наступивших белых ночей вот-вот должен превратиться в короткую темноту. Площадь перед вокзалом была пустынна, а единственный сиротский автомобильчик лишь подчеркивал пустоту. Вскоре подъехал автобус-кивалка, трехосная обшарпанная колымага, ревущая и вонючая. Кроме меня, в салоне оказалось три человека, нахохленно глядевших в грязное окно. Кондуктор, грудастая бабенка в оранжевых байковых шароварах и мужском пиджаке, зацепленном на одну пуговицу, приблизилась ко мне и уставилась немигающими шалыми глазами, обведенными черным карандашом. Обилетив пассажиров, сунула выручку в сальный карман пиджака и ушла вести треп с водителем. Автобус плелся медленно, хрипло огрызаясь на переключение передач и минуя безлюдные промежуточные остановки. Хотя бы увидеть какого-нибудь шелудивого пса, подумал я в сладком предвкушении возвращения в свою квартиру. Хорошо, что дорога не очень длинная – считай, аэропорт почти у дома на Московском шоссе…

С липким шорохом отворилась тяжелая входная дверь, и в лицо пахнуло спертым нежилым воздухом. Включил свет. Пыльное зеркало прихожей явило взору усталое лицо под путаной прядью седеющих волос, проросшая колкая поросль щек и подбородка, запавшего в набухший противный зоб. «И это я?» – спросил я себя, хотелось плюнуть в зеркало, да нечем, горло пересохло. Скорей бы встать под душ, потом поесть что-нибудь, а главное, попить чаю. Или, наоборот, вначале поесть… Ах, да! Надо отключить сигнализацию, что слабо попискивает у двери, а то нагрянет милиция… Проделав манипуляцию с кодом, унял мышиный писк и принялся обходить квартиру напряженным воровским шагом. Все четыре комнаты, купленные мной за гонорар от первого романа «Гроссмейстерский балл» в далекие шестидесятые годы. Какая это была роскошь после девятиметровой клетки, в которой ютились мы с женой и дочка… Я любил этот обход своей крепости после длительного отсутствия, какое-то физическое ощущение собственного.