Возвращение долга. Страницы воспоминаний

После завершения трудов мы решили обмыть результат, надо было только перейти улицу. Ресторан «Каса Данте» славился тем, что в былые времена, при итальянцах, этот дом Данте присмотрел известный гангстер Аль-Капоне со своими друзьями. Красные ковровые дорожки делили пустующий зал на две половины. Красные бархатные скатерти тяжело покрывали столы, окруженные такими же красными креслами-стульями под красными абажурами. Над каждым столом склонялись торшеры в пунцовых тюрбанах… Официант в красном фраке и черных штанах проводил нас к столику и с улыбкой указал на медную дощечку. Витые буквы оповещали, что мы расположились там, где сиживал Фрэнк Синатра… Замечательное дополнение к нашему визиту сюда.

– Между прочим, Синатра родился поблизости. В городке Хабокен. Каждый раз, проезжая через него на Манхэттен, я мысленно напеваю «Мой путь», потрясная мелодия, – Лена повысила голос. – Ты слышишь, что я говорю?

– Слышу, – буркнул я, не отрывая глаз от глянцевых страниц меню. – Ты же видишь, я занят официантом… Человек стоит.

Официант, чуть склонившись, терпеливо выжидал, пропуская незнакомую русскую речь.

В глазах рябило от названий всевозможных яств народов мира, слетевших в эту страну. Хотя бы помогла, подумал я, но Лена хранила индифферентный вид…

Наконец я выбрал заказ и повернулся к своей бывшей супруге. Блаженное состояние покоя, что тянулось почти месяц, набухало забытым в разлуке, но таким знакомым и привычным раздражением…

– Я был занят официантом, а ты со своим Синатрой…

– Мог бы хотя бы кивнуть, – прервала Лена. – Нет, ты неисправим…

– Не лезь в бутылку, – буркнул я. – Ты слышала, что я заказал?

– Мне все равно, – Лена вновь отвернулась, рассматривая зал.

Вскоре появился официант и принялся освобождать поднос… На красную спинку столика легла селедочка в изящной селедочнице, отварная картошечка в глубокой пиале, присыпанная лучком, графинчик с водкой…

– Ну? И что ты заказал? – снисходительно произнесла Лена.

– По крайней мере, верняк, – ответил я. – Не жевать же какую-нибудь незнакомую дрянь.

– Ну и молодец, – голос Лены смягчился.

– Еще заказал люля-кебаб, – принял я перемирие. – И кофе глясе… Давай дерябнем за удачную судьбу твоего романа…

– Нашего романа, – поправила Лена. – Без тебя…

– Брось. Ты молодец, просто не ожидал! Теперь бы найти переводчика. Не думаю, что Джулиан согласится.

– За деньги согласится. Договорюсь.

– Ну. Вздрогнули! – я поднял рюмку.

Мы чокнулись и приступили к еде в полном согласии и с уверенностью в благополучной судьбе нашей затеи. Свобода обретает почти физическое ощущение после конца напряженной работы. И, в то же время, физическое чувство потери… Я привык к обитателям городка Спрингфельда. Старая развратница Бекки, ее внучка Кэтти, коварная Ширли, сутенер Антони, наивный Питер и прочие персонажи романа продолжали еще жить со мной. Ведь за время споров и обсуждений эти придуманные люди плотно вселились в нашу трехкомнатную квартиру со всеми гражданскими правами членов семьи…

Я поставил рядом обе рюмки узорного литого хрусталя и поднял графин. Наполнив одну рюмку, не прерывая, перевел струю в другую.

– Почему мы разошлись? – я вернул графин на стол.

– Черт его знает, – Лена взяла свою рюмку. – Во-первых, отъезд Ириши… Мы как-то сразу осиротели… Ты даже попал в больницу, помнишь…

Это я помнил. В кардиологию, на улице Пархоменко. С частой экстрасистолией: провалом пульса.

– Как звали ту врачиху? Ты, кажется, завел с ней шашни.

– Лиза. Лиза Магазаник, – произнес я. – Какие шашни? Мы просто подружились…

– Ладно, ладно… Ты не пропускал ни одной юбки, – Лена махнула рукой в знак несомненной уверенности. – Во-вторых, мы за все годы всласть взаимно наорались, пора было и отдохнуть.

– Можно подумать, ты была ангелом целомудрия, – пробухтел я.

– В третьих, – уклонилась от искушения Лена, – я, вслед за Иришей, нацелилась на отъезд, а ты и в мыслях не держал. Хотя оставался один в той долбаной стране…

Подошел официант, и зреющий с каждой секундой «обмен мнений» прервался. Небольшие, упругие коконы «люля» из баранины, посыпанные зернышками сумаха и зарытые в лиловые листья рейхана, у меня, бакинского в прошлом ценителя, не могли не вызвать восторга. Прикрыв в блаженстве глаза, кончиком языка касался губ, ощущая всю прелесть вкуса…

– Чревоугодник, – укорила Лена. – Кавказский пленник… Ты, кажется, собирался сходить к тем пацанам в магазине Тимура?

– Да, да, – воспрял я. – Завтра ж… И вообще, я еще нигде не был, никого не видел из-за твоего романа.

– Из-за нашего романа, – упрямо поправила Лена, апологет справедливости.