Возвращение к людям

Ната резко обернулась, тревожно смотря на разбросанные возле нас тела. Никто не шевелился, хотя, кое-где раздавались стоны. Она подняла с земли мой лук и приготовила стрелу, готовая отразить нападение. Но нападать на нас никто не собирался. Ната подала мне чью-то дубину, и я, прихрамывая и опираясь на нее, обошел место сражения. Всего врагов оказалось восемь человек: двое, сраженные наповал моими стрелами вначале скоротечной схватки. Потом Хан, приконченный метким броском Наты. Тот, кому Хан раскроил череп, метясь по мне. Охранник, в стороне, с перекушенным горлом, и еще один, проткнутый насквозь мечом. Тот, кому я попал в грудь, выпускал изо рта кровавые пузыри и тоже агонизировал. Еще один, прижатый неподвижным телом Угара, с разодранной грудной клеткой, жалобно стонал и испуганным, мутнеющим взглядом следил за нами. Последний из бандитов завалился в кустах, ему Угар практически оторвал гениталии, и он умер еще до конца схватки. И тут случилось то, чего я никак не ожидал от моей девочки… Ната, бережно перевернув тяжелое туловище пса, и, убедившись, что тот дышит и только сильно оглушен, развернулась к раненому, после чего, не дав мне опомнится, выхватила нож. Она приставила его к шее лежащего и надавила на рукоять. Несколько хрипов с бульканьем — и все… Заметив мой ошалелый взгляд, Ната вытащила нож и, вытирая его дрожащей рукой об одежду убитого, произнесла:

— Они нелюди… Они нелюди, Дар. Их нельзя щадить! Ты слышишь? Нельзя!

— Успокойся…

Я привлек ее к себе. Девушку била дрожь. Ната, широко и почти безумно раскрыв глаза, смотрела мне в лицо, ища ответ…

— Успокойся… Все нормально. Ты… Ты просто… Короче, все правильно. И ни о чем не волнуйся. Я не стану любить тебя меньше. Понимаешь? Я люблю тебя!

Послышался тихий стон — еще раз, дернувшись всем телом, затих последний, из оставшихся в живых. Я внутренне обрадовался этому… Ната была права, стократно права, и, чтобы доказать ей, что этот поступок в моих глазах не отдалил ее от меня, мне ничего бы не оставалось, как добить его самому. Но мне уже не хотелось убивать… Мне вообще не хотелось убивать, и то, что случилось за эти несколько секунд, стало восприниматься как-то отстранено, словно это было не с нами. В той, прошлой жизни, такого просто не могло быть…

Ната склонилась над Угаром. Тот, очнувшись, повизгивал от боли — ему крепко досталось дубиной главаря! Моя девочка положила его голову на свои колени и бережно, осторожно стала ощупывать кости пса.

— Все цело. Может, ушиблено несколько ребер, но наружных ран нет.

— Он снова меня спас. И ты тоже!

Ната несколько секунд молчала, потом сказала:

— Я так растерялась… Я думала, что люди, особенно сейчас, уже никогда не будут убивать, мучить других людей. А тут…

— Это не самые лучшие люди, которые нам попались. А может, они и не люди уже… Ты же сама знаешь, происходит много неясного.

— Люди. Они говорили, я все слышала. Только они — нелюди…

Я умолк. Первая встреча стала потрясением для меня и для Наты. Но она не превратилась в кошмар. Мы нашли друг в друге то, чего не хватало нам обоим — надежду! Вторая подружила нас с Совой. А эта — едва не погубила…

Угар приподнял голову и устремил взгляд в кусты, где валялся первый, приконченный им, подонок. Кто-то пытался встать, цепляясь руками за голые ветви. Ната потянулась к ножу, а я с усилием выпрямился, приподняв палку. Из кустов, пошатываясь, в кровоподтеках, к нам вышла та пленница, которая оставалась на попечении охранника. Не обращая на нас внимания, она бросилась к неподвижно распростертой на земле женщине, и, закричав, упала перед ней на колени. Мы с Натой нахмурились. В пылу схватки мы позабыли про жертвы бандитов. Недавняя пленница склонилась над лежащей и опять закричала, но на этот раз с отчаянием:

— Мама! Мама! Мамочка!

Ната, мягко ступая, подошла к ней и положила на плечо руку. Та дернулась. Тогда Ната решительно повернула ее лицом к себе и с размаху отвесила пощечину. Та захлебнулась в рыданиях, а Ната жестко произнесла:

— Хватит! Слышишь меня? Хватит! Замолчи!

— Мамочка!

Поступок Наты вновь заставил меня удивиться — я не ожидал такого от своей, всегда такой доброй девушки… Но, может быть, в ее прошлом было принято именно так приводить в чувство? Я доковылял до них обеих и, отстранив их от неподвижного тела, привстал на колени. Женщина была мертва… Видимо, пока шла схватка, тот, кто насиловал ее, не стал принимать в ней участия и, чтобы женщина не выдала его стонами, задушил, а потом незаметно скрылся. Ната поняла меня без слов. Она опять изготовила лук к стрельбе и, мягко ступая, начала внимательно обходить ложбину по периметру…

Угар, скуля от боли, подполз к нам и пристально стал рассматривать плачущую женщину. Та, склонившись над телом задушенной, ничего не видя и не слыша, что-то шептала, гладя ее рукой по растрепанным и окровавленным волосам. Я повернул ее к себе, с усилием удерживая ее руки, в собственных. Ната тихо возникла за моей спиной:

— Никаких следов. Если бы Угар смог…