Возвращение Мюнхгаузена. Воспоминания о будущем

Думается, «свифтиана» была естественной реакцией художников на попытку государства ограничить искусство гимном, одой, парадным портретом. Последствия оказались трагическими. Автор «Пятого путешествия Гулливера» Козырев был расстрелян в тюрьме в сорок первом. Как и Левидов, написавший книгу о Свифте, по сей день, вероятно, лучшую по-русски художественную биографию, быть может, самого странного и «неудобного» писателя во всей мировой литературе.

Кржижановскому причастность к «свифтиане» тоже даром не прошла.

Есть нечто фатальное в той тщательности, с какой, кажется, сама судьба неусыпно заботилась о его безвестности. У каждой его неудачной попытки разорвать эту обволакивающую пелену вроде бы есть и причины, и виновники – по отдельности более или менее случайные. Взятые вместе, они являют закономерность, подчиняющую своей воле все или почти все, что выходило из-под пера этого писателя.

Ну, допустим, проза, печатание которой, не сомневаюсь, принесло бы автору если не славу, то во всяком случае прочную литературную репутацию оригинального мыслителя, мастера магнетической фабулы и той редкостной словесной концентрации, когда «воплощение» означает плотное размещение замысла на плоскости бумажного листа и только потом, в читательском восприятии, написанное обретает плоть, объем, движенье, дыханье, – допустим, повторю, издание его прозы не отвечало «идейно-политическим» требованиям эпохи, самому прогрессивному в мире – советскому параличу художественности.

Но ведь не прозой единой был он жив. Его умные статьи о литературе и театре, ценимые профессионалами и не утратившие по сию пору ни значения, ни блеска, проходили в печать не намного проще. Остались – при жизни – неопубликованными: лучшая (и большая – девять десятых) часть его пушкинианы; больше половины шекспирианы, уже упоминавшаяся «Философема о театре»; своего рода приложение к единственной при жизни изданной книжечке «Поэтика заглавий» – «Пьеса и ее заглавие»; эффектный опыт исследования природы вымысла и классификации фантазмов – «Страны, которых нет», любопытнейшим образом перекликающийся с работами современного исследователя Цветана Тодорова; неожиданная «Драматургия шахматной доски» (1946), анализирующая сценическую игру, наподобие шахматной партии, и многое другое.

Кстати, об отношении специалистов к статьям Кржижановского – краткое мемуарное отступление о том, как в 1989 году появилась первая его книга. Примерно за год до того беседовали мы с Дмитрием Урновым, тогдашним главным редактором «Вопросов литературы». И он между прочим сказал, что как раз собирается в издательство «Московский рабочий», а там его то и дело просят порекомендовать что-нибудь, читателям неведомое. «Посоветуйте им издать Кржижановского!» – «А кто это?» Я как мог объяснил, стал толковать о прозе, но поди истолкуй в нескольких словах! И тут спасительно осенило: «Да вы не можете его не знать – он о Шекспире писал». – «Тот самый? Ну как же! Я в диссертации своей его цитировал… Так он еще и прозу писал?» – «И замечательную. Ее и Аникст, и Морозов, и Асмус, и Ланн, и еще многие очень высоко ставили…» На следующий день мне позвонили из издательства.

То же – с драматургией. Не увидели сцены ни предназначавшаяся Таировскому театру «условность в семи ситуациях» – «Писаная торба», ни исторический фарс-мюзикл (композитор С. Василенко) «Поп и поручик», за право постановки которого спорили «семь городов» и, в частности, такие режиссеры, как Рубен Симонов, Николай Акимов, Валерий Бебутов (а на обсуждении пьесы коллегами-драматургами говорилось, что Кржижановский – один из крупнейших писателей современности, да и в мировой литературе не затеряется, что пьеса, написанная артистически легко и быстро – в паузе между «основными» занятиями, – такова, что спорить не о чем и надо лишь подумать, кто из постановщиков может ее «не загубить» – ну, разве что Мейерхольд), ни парадоксальная эксцентрика в стиле Бернарда Шоу «Тот третий», на читке которой в доме Станиславского – на последней в своей жизни читке – присутствовал Мейерхольд – за несколько дней до ареста.

Мало этого: некоторые из бесспорных его удач были приписаны совсем другим людям. Удачливым и знаменитым.

Вообще, когда речь о знаменитостях, ничто, как правило, не выглядит чрезмерным. Талантом больше, талантом меньше – кто считает! И невдомек, что подчас их превозносят за сделанное… не ими.