Возвращение Мюнхгаузена. Воспоминания о будущем

Скажем, «Квадрат Пегаса» читается как занимательно изложенная, но, в сущности, заурядная история одной жизни, разбитая на главки-периоды. Тот, кто знает, что заглавия – «Звезды», «Гнезда», «Седла» и так далее – суть исключения («пиши через ять»), которые герой, как и любой гимназист, заучивал в пору учения, увидит, что «гимназическими штудиями» исчерпана вся жизнь, единственность, исключительность которой – в то же время и закономерность, даже банальность. Наконец, и сам намек на гимназию, здесь содержащийся, указывает, что герой, так сказать, гуманитарий от рождения (гимназия готовила к гуманитарным профессиям, в университет – в отличие от реального училища), быт засасывает его, делает не-поэтом: из обитателя созвездия Пегаса – обывателем города Здесевска…

Кржижановский не позволил сделать этого с собою – ни тяготам быта, которых как будто не замечал, ни изломам бытия, провозгласившего гуманизм пережитком прошлого.

«Черт берет у Бога в аренду Землю, но законов Божьих не соблюдает», – писать новеллу или сказку на такую тему было бессмысленно, ибо тема уже воплотилась в окружающей действительности.

В числе немногих оставшихся в России и чудом уцелевших мыслителей и художников он был «литературным небытием, честно работающим на бытие». И оказался, как выясняется, дальновиднее тех благополучных современников, для кого литература была родом коммерции или государственной службы, почетной и недурно оплачиваемой. Он предпочел служение – слово того же корня, но значения противоположного.

Просвещенные и посвященные современники знали и ценили его. Однако не озаботились оставить броские письменные свидетельства о том. Мысль, что такой писатель может исчезнуть бесследно, не приходила никому из них в голову.

И совсем невелика была вероятность, что кто-либо набредет в записной книжке Шенгели на обведенные чернильною рамкой строки: «Сегодня, 28 декабря 1950 года, умер Сигизмунд Доминикович Кржижановский, писатель-фантаст, „прозеванный гений“, равный по дарованию Эдгару По и Александру Грину. Ни одна его строка не была напечатана при жизни».

Библиографически он ошибался: опубликованы были шесть новелл, «Штемпель: Москва», несколько очерков, полтора десятка статей. По сути – прав: изданное, развеянное во времени и пространстве позабытой периодики, не давало и не могло дать сколько-нибудь реального представления о писателе.

С траурной записи, прочитанной автором этих строк более сорока лет назад, все и началось: поиски архива, его изучение, попытки публикаций, наконец, книги – по-русски, по-немецки, по-французски, по-английски, по-польски, по-японски…

Что дальше?

«Посмертная слава: громыхающая „телега жизни“, едущая дальше порожняком» («Записные тетради»).

Камень в воду брошен, и круги – ни ускорить, ни замедлить, только ждать – сколь широко разойдутся, как далеко и скоро дойдут. Но камень брошен в неспокойную, взбаламученную градом других камней воду, потому, быть может, долго ждать и непросто видеть эти круги. Наше время – на свой лад – тоже не слишком благосклонно к Кржижановскому: явление его прозы совпало с читательским пресыщением, с чрезмерностью числа творений, десятилетиями таимых от публики, возникших перед нею одновременно и внезапно, ждущих внимания, переживания, осмысления. Впрочем, хорошего много не бывает.

«С сегодняшним днем я не в ладах, но меня любит вечность», – записал он. Вероятно, тому, кто случайно в тот миг заглянул бы через его плечо, показалось бы, что пером Кржижановского водит непомерная гордыня.

Оказалось: то была просто констатация факта.

Комментарии

Благодаря подробному очерку «После катастрофы» комментарии к публикуемым сочинениям Сигизмунда Кржижановского, на мой взгляд, едва ли нуждаются в обстоятельном предварении. Потому хочу добавить лишь несколько строк.

В творчестве Кржижановского броско выделяется период – 1924–1933 гг., – когда было написано абсолютное большинство самых зрелых и значительных его сочинений. О том, что происходило в жизни и творчестве писателя до и после этого времени, подробно рассказано в очерке.

Все включенные в книгу сочинения Кржижановского взяты из этого золотого десятилетия писателя.

И еще. Произведения Кржижановского, пользуясь высказыванием Дж. Барта о X. Л. Борхесе, можно назвать «постскриптумом ко всему корпусу литературы». Добавлю – и философии. Кроме того, они органически плотно насыщены отзвуками современных автору новейших открытий и достижений биологии, психологии, медицины, физики, археологии и других наук (что естественно, если вспомнить о его замечательной и разносторонней образованности и общении с крупнейшими учеными), разнообразными историческими сведениями и реминисценциями (в «московских» повестях и новеллах – еще и топонимикой и топографией города), а также автобиографическими мотивами, темами, деталями.