Время и случай

Передав записочку в комнату, где шел разговор с Колем, я отправился на беседу, которую вел С. А. Ситарян с немецкими представителями по делам наших экономических отношений. Вопросов тут было много. Они обсуждались и этажом выше, и в этом кругу. Немецкая сторона высказывалась за то, чтобы все решить в одном пакете — и пересчет нашего «рублевого» долга ГДР в марки ФРГ, и возможность увеличения расходов на транзит наших войск, и паушальную выплату за имущество наших войск, и выплату лицам, пострадавшим от нацистских преследований. Они хотели знать, о чем в конце концов идет речь и в какую общую сумму с учетом взаимных претензий все это может вылиться.

Мы с Д. Каструпом в этих обсуждениях активного участия не принимали. Обменивались мнениями по югославским делам. Он все повторял, что СФРЮ практически больше нет, что берлинские решения по Югославии в значительной мере устарели и что из этого надо делать выводы. Я возражал. Распад Югославии без кровопролития вряд ли обойдется. Тот, кто полезет сейчас вперед с признанием Словении и Хорватии, рискует оказаться в глазах югославов виновным в начале вооруженного конфликта. Кроме того, с точки зрения наших внутренних дел Югославия очень опасна как прецедент. Проблемы во многом у нас сходные. Д. Каструп не очень возражал, но тяжело вздыхал при этом, давая понять, что у него указания другие.

Все закончилось обедом в страшной жаре. Атмосфера, однако, была прекрасная. Украинские хозяева один за одним поднимали тосты за сотрудничество с Германией. Во время обеда позвонил Б. Н. Ельцин и сообщил, что Верховный Совет РСФСР выступил за союзный договор. Это была важная весть, и она по достоинству была оценена канцлером.

На обратном пути мы ехали в объезд Киева. Было темно. Ребята из украинского МИД говорили, что на Крещатике в ожидании колонны на мостовую улеглись около 400 человек, которые тем самым вновь протестовали против встречи президента СССР с канцлером Колем на Украине. На суверенной украинской земле, мол, такие встречи могут проводиться только украинским руководством. Тут оставалось только руками разводить. Дело зашло уже достаточно далеко.

На обратном пути мне удалось получить от М. С. Горбачева весьма краткие указания к предстоящей поездке в Югославию. Он высказался о своем видении проблемы при встрече с журналистами в Межигорье и рекомендовал мне руководствоваться тем, что я услышал. Президента СССР волновало в тот момент лишь предстоящее вступление Б. Н. Ельцина в должность российского президента.

6 июля я с В. М. Поленовым должен был ранним утром вылететь в Югославию. По дороге на аэродром сломалась машина. С автобазы прислали другую. По прибытии на аэродром выяснилось, что воздушное пространство над Югославией закрыто. Возникла тревожная мысль, что возможно начались широкомасштабные военные действия. Приехавший на аэродром посол СФРЮ А. Рунич пытался наводить по своим каналам справки. В Белграде, однако, было все спокойно.

Вылетели мы с опозданием на несколько часов. Время это использовали для активной беседы с послом.

Рунич рассказал много полезного для понимания ситуации, особенностей ее эмоционального восприятия различными народами Югославии, напомнил о фактах истории, которые я, как неспециалист по Балканам, либо не знал, либо подзабыл. Посла было интересно слушать. Он по национальности хорват, профессор-гуманитарий, парламентский деятель, на дипломатической службе человек новый. Говорил, что позиция правительства СФРЮ целиком окрашена в великосербские цвета. В изложении ее А. Руничем можно было почувствовать его в любом случае несколько иное понимание проблемы, стремление смотреть на вещи объективно с учетом позиций всех участвующих в конфликте сторон. Но посол при всем том убежденно выступал за решение вопроса самими югославами, за сохранение югославского государства в обновленном виде.

График нашего визита в Югославию был до предела уплотнен. В Белграде нас принял союзный секретарь Б. Лончар, президент Сербии С. Милошевич, а затем глава правительства А. Маркович. Готовность СССР поддержать югославов в решении их внутренних вопросов на демократической основе, без применения силы и в условиях сохранения единства воспринималось с благодарностью. Маркович отмечал, что, по его мнению, есть возможность прийти к согласию на основе реформы югославской государственности при сохранении единства прав граждан во всей Югославии, единой денежной и налоговой системы, единства обороны и внешней политики. Это была известная сараевская программа, на основе которой все еще, на его взгляд, можно было бы договориться в президиуме СФРЮ, если все проявят добрую волю. Участники наших бесед не исключали при этом возможность преобразования югославской федерации в конфедерацию. Любая договоренность между республиками, подчеркивали они, лучше распада СФРЮ на ее составные части, так как такой распад без крови не обойдется.