Время и случай

На следующий день с утра мы завтракали с премьер-министром Словении Петерле, с которым я познакомился незадолго до этого в Москве, куда он приезжал лоббировать в пользу дипломатического признания Словении. Позиция у Петерле была жесткая, ни о каких компромиссах с центральным югославским правительством он не помышлял. Отложить выход Словении из состава Югославии на несколько месяцев, прекратить применение силы он был согласен, но рассматривал это лишь как способ утвердить независимость Словении и добиться ее признания другими государствами.

Заключительная беседа была с президентом Словении М. Кучаном. Участвовал министр иностранных дел Рупел. Президент выслушал изложение нашей позиции, доводы в пользу договоренности между республиками, мирного решения конфликта на базе сохранения государственного единства Югославии. Было видно, что он настроен более гибко, чем Петерле. Он понимал, что уход Словении будет побуждать к выходу из состава СФРЮ и Хорватию. Это война. Однако Кучан тоже повторял, что в состав СФРЮ Словения не вернется. Скорее всего, складывалось у меня впечатление, в словенском руководстве не только не боятся, но и даже хотят обострения конфликта. Сейчас все внимание сосредоточено на Словении. Если же начнется хорватско-сербский конфликт, это внимание сместится, и Словения «отчалит» от СФРЮ без лишнего шума. Ей это сделать легче, чем другим, учитывая, что Словения в отличие от других республик, мононациональна, имеет четкие этнические границы. «Война? — возразил на мои доводы Петерле. — Ну и что? Кровь уже льется». Разница в позициях хорватов и словенцев в тот момент, пожалуй, в основном состояла в том, что, если хорваты хотели действовать только вместе с Любляной, Любляна вполне представляла себе возможность решать свои проблемы в одиночку.

По окончании встречи с Кучаном мы вышли в город. Повсюду сновали вооруженные гвардейцы. Хозяева предложили нам подняться на смотровую площадку высотного здания люблянского банка. Оттуда открывался прекрасный вид на город, лицо которого было уже искажено начинавшейся гражданской войной.

Во второй половине дня по той же живописной дороге вернулись в Загреб, где нас ждал самолет. Вечером были в Белграде. Еще раз встретились с Б. Лончаром, рассказали ему о впечатлениях от бесед с хорватским и словенским руководством. Затем последовало приглашение зайти к министру обороны генералу Кадиевичу.

Беседа с ним была довольно продолжительной. Вел ее Кадиевич в строгом тоне, как бы экзаменуя, понимаю ли я, что и кто в действительности стоит за этим кризисом. Он, как, впрочем, и многие другие югославские политики, усматривал за югославскими событиями руку объединившейся недавно Германии, которая добивается теперь расширения сферы своего влияния на Адриатике и действует через Австрию и Венгрию.

Мне эти доводы казались в тот момент не очень убедительными. Зачем немцам ради проникновения в Югославию было устраивать кризис, связанный с угрозой гражданской войны? Ведь Югославия сама настойчиво просилась в ЕС, готова была открыть для ЕС свои рынки, принять участие не только в экономической, но и в государственно-политической интеграции стран — членов ЕС. В этом случае Германия получила бы максимальный доступ к югославскому рынку. Зачем же Германии захватывать какие-то порты, делить Югославию на части? Все это как-то попахивало нафталином прошлых представлений.

Я дал понять это Кадневичу в беседе. Кажется, он на меня рассердился: «Вы действительно так думаете? Посмотрим, кто будет прав. Наступит день, и немцы постучатся и в вашу дверь. Не верьте им!»

Жесткая экономическая и финансовая привязка Югославии к ЕС ощущалась с первых дней кризиса. В поисках выхода из создавшегося положения югославская внешняя политика делала ставку прежде всего на помощь стран ЕС. Иного варианта в Белграде просто не видели. Конечно, Югославия нуждалась и в более широкой международной поддержке, искала рычаги воздействия на ЕС. Советский Союз в этом уравнении был немаловажной величиной. Но, говоря о решительности противостоять вмешательству извне, защищать свой нейтралитет, Югославия в то же время хотела иметь у себя наблюдателей за прекращением огня из стран ЕС, а не от СБСЕ, пользовалась политическим посредничеством «тройки» ЕС, а не какой-либо иной международной организации.

Это должно было трезво учитываться при определении нашей позиции. При всех обстоятельствах наш долг состоял, однако, в том, чтобы действовать как последовательные друзья Югославии и ее народов, проявляя равно доброжелательное отношение к каждому из них. Настаивая на поисках решения проблемы на базе единства Югославии и силами ее народов, мы тем самым добивались решения вопроса на путях политической договоренности, а не войны и вмешательства извне.