Все рушится

– Агбала ду-у-у! Агбала экенео-о-о!.. – снова затянула Чиело, взывая к своему богу. Резко развернувшись, она опять проследовала через оби Оконкво, низко склонившись под свесом крыши. Теперь Эзинма ревела во весь голос, громко зовя мать. Два голоса постепенно стихали в черной ночи.

Внезапно странная слабость охватила Эквефи, которая продолжала стоять, глядя вслед удалявшимся голосам, словно курица, чьего единственного цыпленка унес коршун. Голос Эзинмы вскоре перестал быть слышен, и только завывания Чиело раздавались все дальше и дальше в темноте.

– Что ты стоишь, как будто ее украли? – бросил Оконкво, возвращаясь к себе в оби.

– Она скоро принесет ее назад, – сказала мать Нвойе.

Но Эквефи не слышала ее утешений. Постояв еще какое-то время, она вдруг решилась и, промчавшись через хижину Оконкво, выбежала со двора.

– Куда ты? – успел крикнуть он ей.

– За Чиело, – ответила она и исчезла во тьме. Оконкво откашлялся и достал табакерку из своего козьего мешка.

Голос жрицы уже был едва слышен вдали. Эквефи поспешила к главной тропе и повернула по ней налево, следуя за голосом. Разглядеть что-либо в такой темноте было невозможно, но она легко находила песчаную тропу по веткам с влажными от росы листьями, окаймлявшим ее. Она побежала, придерживая ладонями груди, которые, шлепаясь о ребра, мешали бежать. В какой-то момент сильно ушибла ногу о выпиравший из-под земли корень, и ее охватил ужас. Это было дурным предзнаменованием. Она побежала еще быстрей. Но голос Чиело по-прежнему слышался очень далеко. Неужели та тоже бежала? Как это возможно с Эзинмой на спине? Хоть ночь была прохладной, Эквефи разгорячилась от бега. Она постоянно натыкалась на густые заросли бурьяна и лиан, стеной стоявших вдоль тропы. Один раз, запутавшись в них, упала. И только в этот миг со страхом осознала, что Чиело перестала завывать. Она остановилась неподвижно с бешено колотящимся сердцем. И вдруг голос жрицы раздался снова, на сей раз всего в нескольких шагах впереди. Но Эквефи не видела ее. Она ненадолго закрыла глаза, потом снова открыла их, силясь что-нибудь разглядеть. Бесполезно. Дальше собственного носа она не видела ничего.

Из-за туч на небе не было звезд. От мелькания зеленых светлячков тьма только сильнее сгущалась. В промежутках между причитаниями Чиело ночь оживала пронзительным стрекотом лесных насекомых, вплетающимся в темноту.

– Агбала ду-у-у!.. Агбала экенео-о-о!..

Эквефи пробиралась за жрицей, стараясь не отставать, но и не подходить слишком близко. Она считала, что они направляются в священную пещеру. Теперь, когда она шла медленно, у нее появилась возможность подумать. Что ей делать, когда они достигнут пещеры? Войти в нее она не посмеет. Будет ждать у входа, одна, в этом жутком месте. Она представляла себе все ночные ужасы и вспомнила ту давнюю ночь, когда увидела Огбу-агали-оду, одно из злобных существ, которого выпустили в мир могущественные «маги»; племя сотворило их в далеком прошлом в борьбе против врагов, но теперь забыло тайну и утратило контроль над ними. В такую же темную ночь, как нынешняя, Эквефи с матерью возвращались от реки и вдруг увидели, как это существо в сияющем ореоле летело прямо на них. Уронив кувшины с водой, они бросились на землю, ожидая, что зловещий свет вот-вот накроет и убьет их. Это был единственный раз, когда Эквефи видела Огбу-агали-оду. Но хоть случилось это очень давно, у нее при воспоминании о той ночи до сих пор кровь стыла в жилах.

Теперь голос жрицы раздавался через более длинные интервалы, но его энергия ничуть не убывала. Воздух был холодным и сырым от росы. Эзинма чихнула. «Будь здорова», – пробормотала Эквефи, и в тот же миг жрица тоже произнесла: «Будь здорова, дочка». Голос Эзинмы, раздавшийся в темноте, согрел материнское сердце. Она медленно зашагала дальше.

И тут жрица завопила:

– Кто-то идет за мной! Дух ты или человек, да обреет Агбала твою голову тупой бритвой! Да свернет он тебе голову, чтобы ты увидел собственные пятки!

Эквефи остановилась как вкопанная. Разум подсказывал ей: женщина, вернись домой, пока Агбала не причинил тебе зла. Но она не могла. Постояв немного, чтобы дать Чиело отойти подальше, она снова двинулась за ней. Она шла уже так долго, что у нее начали неметь ноги и немного мутилось в голове. Потом ее осенило: они идут не к пещере. Ее они, должно быть, давно обошли и направляются в Умуачи, самую дальнюю деревню племени. Теперь Чиело еще реже подавала голос.

Эквефи показалось, что тьма немного рассеялась. Тучи поднялись выше, и показалось несколько звезд. Луна, наверное, готовилась выйти на небо, перестав хмуриться. Когда Луна появлялась на небе поздно, говорили, что она отказывается от еды, как обиженный муж после ссоры с женой отказывается от пищи, ею приготовленной.

– Агбала ду-у-у! Умуачи! Агбала экене унуо-о-о!