Все рушится

Все было именно так, как подумала Эквефи. Жрица приветствовала деревню Умуачи. Невероятно! Как же далеко они забрели. Когда узкая лесная тропа вывела их на открытое пространство деревни, тьма перестала быть непроглядной, стало возможно различить контуры деревьев. Эквефи прищурилась, силясь увидеть дочь и жрицу, но каждый раз, когда ей казалось, что она видит их очертания, они тут же растворялись, как сгусток тьмы рассасывается в окружающей необъятной общей тьме. В оцепенении она брела дальше.

Теперь голос Чиело почти не смолкал, как в самом начале. Эквефи ощущала, что ее окружает открытое пространство, и догадалась: они, должно быть, вышли на деревенскую ило – площадь для церемоний и соревнований. И еще она со страхом отдала себе отчет в том, что Чиело больше не двигается. Точнее, она возвращается назад. Эквефи быстро отступила с ее пути, и когда Чиело прошла мимо нее, последовала за ней в обратном направлении той же дорогой, какой они пришли.

Путь был долгим и утомительным, большую часть его Эквефи проделала как во сне. Луна определенно должна была вот-вот взойти: хоть на небе она еще и не появилась, ее отсвет уже рассеивал темноту. Эквефи теперь могла различить фигуру жрицы с ее ношей. Она замедлила шаг, чтобы увеличить расстояние между ними. Ей было страшно подумать, что случится, если Чиело вдруг обернется и увидит ее.

Всю дорогу она молилась, чтобы скорее взошла Луна, но теперь тусклый свет еще не появившейся Луны пугал ее больше, чем темнота. Мир стал казаться населенным смутными фантастическими фигурами, которые таяли под ее пристальным взглядом и возникали снова, меняя форму. В какой-то момент Эквефи стало так страшно, что она чуть было не окликнула Чиело, чтобы почувствовать рядом человеческое присутствие: ей померещилась фигура мужчины, карабкающегося на пальму вниз головой вверх ногами. Но в этот самый миг Чиело снова возвысила голос в порыве одержимости, и Эквефи отпрянула, потому что в этом голосе не было ничего человеческого. Это была вовсе не та Чиело, с которой они сидели рядышком на базаре, которая покупала соевые лепешки для Эзинмы и называла ее дочкой. Это была другая женщина – жрица Агбалы, Оракул холмов и пещер. Эквефи оказалась зажатой между двумя страхами. Звук собственных нетвердых шагов чудился ей звуком шагов преследователя. Она обхватила руками свою обнаженную грудь. Выпала обильная роса, и стало холодно. Она уже ни о чем не могла думать, даже о ночных страхах. Просто трусила в полусне, приходя в себя, лишь когда Чиело начинала вещать.

Наконец они свернули с тропы и направились в сторону пещер. С этого момента Чиело уже не замолкала ни на миг. Она славила своего бога, называя его множеством разных имен: хозяином будущего, посланцем земли, богом, который сражает человека в момент, когда жизнь представляется тому слаще всего. Эквефи полностью очнулась, и притупившиеся было страхи ожили с новой силой.

Луна стояла теперь высоко, и она ясно видела Чиело и Эзинму. Как женщина способна так долго нести на себе такого большого ребенка, оставалось для нее чудом. Но Эквефи не думала об этом. Нынешней ночью Чиело не была женщиной.

– Агбала ду-у-у! Агбала экенео-о-о! Чи негбу маду убоси нду йа нато йа уто далуо-о-о!..

Уже вырисовывались в лунном свете холмы. Они образовывали кольцо с разрывом в одном месте, через который к центру была протоптана дорожка.

Как только жрица вступила в это кольцо, не только сила ее голоса удвоилась, но он еще и стал отражаться от склонов со всех сторон. Здесь и впрямь было святилище великого бога. Эквефи осторожно и тихо пробиралась вперед. Она уже начинала сомневаться, что поступила разумно, придя сюда. С Эзинмой ничего не случится, думала она. А если случится, сможет ли она этому помешать? Она не посмеет войти в подземную пещеру. Значит, она пришла сюда совершенно напрасно.

Занятая этими мыслями, она не заметила, как близко они подошли ко входу в пещеру. Поэтому, когда жрица с Эзинмой на спине исчезли в зеве пещеры, маленьком настолько, что туда и курице было бы трудно пролезть, Эквефи бросилась за ними бегом, как будто хотела их остановить. Глядя на темное круглое отверстие, проглотившее их, она, не сдерживая градом катившихся слез, поклялась себе: если услышит, что Эзинма плачет, она ворвется в пещеру, чтобы защитить ее от всех богов, какие только существуют на свете. Она умрет вместе с ней.

Дав себе такую клятву, она села на каменный уступ и стала ждать. Все ее страхи улетучились. Она слышала голос жрицы; металл ушел из него, поглощенный обширной пустотой пещеры. Опустив голову на колени, она продолжала ждать.

Эквефи не знала, как долго она прождала там, должно быть, очень долго. Она сидела спиной к тропе, которая вела к холмам. Услышав какой-то шорох позади, резко обернулась. На тропинке стоял мужчина с мачете в руке. Эквефи испуганно вскрикнула и вскочила на ноги.

– Не дури, – послышался голос Оконкво. – А я уж думал, ты и в святилище вошла вместе с Чиело, – насмешливо произнес он.