Все рушится

– Однажды мать Коршуниха послала дочь раздобыть еды. Та улетела и вернулась с утенком. «Ты умница, все сделала хорошо, – сказала ей мать Коршуниха, – но ответь мне, что сказала мать утенка, когда ты украла и унесла ее детеныша?» – «Она ничего не сказала, – ответила дочка. – Просто ушла». – «Тогда ты должна вернуть ей утенка, – сказала мать Коршуниха. – Молчание – дурной знак». Дочка Коршунихи вернула утенка на место и принесла взамен цыпленка. «Что делала мать этого цыпленка, когда ты его уносила?» – спросила дочку Коршуниха. «Она рыдала, бесновалась и проклинала меня», – ответила та. «Ну, тогда мы можем съесть цыпленка, – сказала ей мать. – Того, кто кричит, бояться нечего». Мужчины Абаме были дураками.

– Да, они были дураками, – помолчав, согласился Оконкво. – Их же предупредили, что опасность впереди. Надо было вооружаться ружьями и мачете, даже идя на базар.

– Они заплатили сполна за свою глупость, – сказал Обиерика. – Но я очень боюсь. Мы же слыхали рассказы о белых мужчинах, у которых есть мощные ружья и крепкие напитки и которые берут людей в рабство и увозят за моря, но никто не думал, что эти истории правдивы.

– В любой истории есть правда, – сказал Ученду. – Мир бесконечен, и что одни люди считают хорошим, для других – мерзость. Среди нас встречаются альбиносы. Вам никогда не казалось, что они попали к нам по ошибке, – просто сбились с дороги туда, где все такие, как они?

Первая жена Оконкво вскоре закончила готовить и поставила перед гостями большую миску толченого ямса и суп онугбу[18]. Сын Оконкво Нвойе принес кувшин сладкого вина, нацеженного из рафии.

– Ты уже взрослый мужчина, – сказал Обиерика мальчику. – Твой друг Анене просил передать тебе привет.

– Как он там? Здоров?

– Мы все здоровы, – сказал Обиерика.

Эзинма принесла им кувшин воды – вымыть руки, после чего они начали есть и пить вино.

– Когда вы вышли из дома? – спросил Оконкво.

– Мы собирались выйти из моего дома до рассвета, – ответил Обиерика, – но Нвеке появился только когда уже было совсем светло. Никогда нельзя назначать раннюю встречу человеку, который только что взял новую жену.

Все рассмеялись.

– Нвеке женился? – спросил Оконкво.

– Он женился на второй дочке Окадигбо, – сказал Обиерика.

– Это очень хорошо, – одобрил Оконкво. – Я не виню тебя за то, что ты не услышал, как пропел петух.

Когда они поели, Обиерика указал на два тяжелых мешка.

– Это деньги от твоего ямса, – сказал он. – Крупные клубни я продал сразу, как ты ушел. Позднее я продал часть твоего посадочного ямса, а остальное раздал издольщикам. И так я буду поступать каждый год, пока ты не вернешься. Но я подумал, что деньги нужны тебе уже теперь, поэтому принес их. Кто знает, что может случиться завтра? Что, если придут зеленые люди и поубивают нас?

– Бог этого не допустит, – сказал Оконкво. – Я и не знаю, как тебя благодарить.

– А я тебе скажу. Убей ради меня одного из своих сыновей.

– Этого будет недостаточно, – сказал Оконкво.

– Тогда себя убей, – сказал Обиерика.

– Прости меня, – улыбнулся Оконкво. – Больше никогда не буду говорить о благодарности.

Глава шестнадцатая

Когда почти два года спустя Обиерика нанес другу в изгнании новый визит, обстоятельства были куда менее радостными. В Умуофию пришли миссионеры. Они построили там свою церковь, обратили в свою веру горстку людей и уже рассылали проповедников по соседним деревням и городам. Это было источником глубокого горя для старейшин клана, но многие из них верили, что странная вера и бог белого человека у них не задержатся. Среди новообращенных не было ни одного человека, чье слово имело бы вес на общем собрании племени. Ни один из них не принадлежал к титулованным мужчинам. Это главным образом были никчемные, пустые люди, которых здесь называли эфулефу. В образном представлении племени эфулефу

был мужчиной, продавшим свой мачете и вышедшим на поле боя с пустыми ножнами. Чиело, жрица Агбалы, называла новообращенных какашками племени, а их новую веру – бешеной собакой, которая пришла их подъедать.

Что побудило Обиерику снова навестить Оконкво, так это то, что среди миссионеров в Умуофии он заметил Нвойе, сына Оконкво.

– Что ты тут делаешь? – спросил его Обиерика, когда ему удалось, преодолев все препоны, выстроенные на его пути миссионерами, все же поговорить с мальчиком.

– Я – один из них, – ответил Нвойе.

– А как поживает твой отец? – спросил Обиерика, не найдя что еще сказать.

– Не знаю. Он больше не мой отец, – печально произнес Нвойе.

Поэтому-то Обиерика и отправился в Мбанту повидать друга. Но оказалось, что Оконкво не желал говорить о Нвойе. И только от матери мальчика Обиерике удалось хоть что-то узнать.