Он тяжело вздохнул, и в тот же миг, словно из сострадания, пахнули дымом тлевшие в очаге поленья. Оконкво зажмурился, но сразу же открыл глаза – перед ним ясно предстала картина: живой огонь угасает, превращаясь в холодный, бессильный прах. Он снова глубоко вздохнул.
Глава восемнадцатая
На заре своего существования молодая церковь Мбанты пережила несколько кризисов. Поначалу люди племени были уверены, что ей не выжить. Но она продолжала существовать и постепенно укреплялась. Племя было обеспокоено, но не слишком. Если кучка
Но однажды миссионеры попробовали преступить границу. Трое новообращенных явились в деревню и стали в открытую болтать о том, что все старые боги мертвы и бессильны и что они докажут это, спалив их святилища.
– Идите и спалите лучше утробы своих матерей, – сказал им один из жрецов. Пришельцев схватили и избили так, что они убрались, истекая кровью. После этого долгое время никаких трений между церковью и жителями деревни не происходило.
Однако все настойчивей стали поговаривать о том, что белый человек не только принес новую религию, но и собирается установить новый порядок управления. Ходили слухи, что в Умуофии они уже выстроили судное место, чтобы защищать последователей своей религии. Рассказывали даже, будто они повесили человека, убившего миссионера.
Хотя подобные истории имели широкое хождение, в Мбанте их воспринимали как сказки, и на отношения между новой церковью и племенем они никак не влияли. Здесь никто и не помышлял убить миссионера, потому что мистер Киага, при всем своем безумии, был совершенно безобиден. Что же до новообращенных, то никто не мог убить никого из них, потому что это было бы чревато изгнанием из племени: ведь, несмотря на всю свою никчемность, те все еще оставались их соплеменниками. Поэтому никто всерьез не воспринимал рассказы о том, будто белый человек собирается установить здесь свою власть, и не задумывался о последствиях убийства христиан. Если они станут доставлять больше неприятностей, чем уже доставили, их просто выгонят из племени.
Маленькая церковь в тот момент была слишком озабочена собственными проблемами, чтобы досаждать местным. Все началось с вопроса о том, можно ли принимать в лоно церкви изгоев племени.
А сами изгои, или
– Перед Господом, – сказал он, – все равны, нет ни рабов, ни свободных. Все мы – дети Господа и должны принять этих наших братьев.
– Ты не понимаешь, – сказал один из новообращенных. – Что многобожники скажут о нас, когда узнают, что мы приняли к себе
– Ну и пусть смеются, – ответил мистер Киага. – В Судный день Бог посмеется над ними. Почему свирепствуют язычники и почему целые народы мнят себя выше других? Смеяться будет Сущий на небесах. Их Он выставит на посмешище.
– Нет, ты не понимаешь, – настаивал новообращенный. – Ты – наш учитель, и ты можешь наставлять нас в новой вере. Но здешние обычаи мы знаем лучше тебя. – И он поведал мистеру Киаге, кто есть
Он – человек, отданный божеству, отрезанный ломоть – навечно отринутый, и дети его тоже. Такой мужчина не имеет права жениться на свободной, а женщина – выйти замуж за свободного. В сущности он – изгой, который может жить только на специально отведенном участке деревни, вблизи Великого святилища. Куда бы ни шел, он обязан носить знак своей запретной касты – длинные, спутанные и грязные волосы. Бритва для него – табу.
– Ему Христос нужен больше, чем тебе и мне, – отвечал мистер Киага.
– Тогда я вернусь в племя, – сказал обращенный. И ушел.