Оставшийся в одиночестве щенок сначала вступает в фазу протеста. Он неутомимо движется, исследуя всё, что его окружает, со всевозможных точек обзора, лает и тщетно скребёт когтями пол. Он предпринимает энергичные бесплодные попытки перелезть через стены своей тюрьмы, сваливаясь на землю после каждой неудачи. Он жалобно, пронзительно и громко воет. Взрослые люди проявляют реакцию протеста так же, как и любые другие млекопитающие. Любой, кого бросал любимый человек (то есть почти каждый) вначале проходил через фазу протеста – непреодолимое внутреннее беспокойство, мощное желание контакта с этим человеком («чтобы просто поговорить»), ошибочное узнавание ушедшего партнёра в других людях (гремучая смесь чрезмерно внимательного поиска в толпе и слепой надежды). Всё это признаки протеста.
В фазе протеста у млекопитающего определённым образом изменяются физиологические показатели. Увеличиваются частота сердечных сокращений и температура тела, то же самое происходит и с уровнем катехоламинов и кортизола. Катехоламины (включающие в себя адреналин) способствуют росту энергичности и активности. Молодому млекопитающему, потерявшему мать, необходимо оставаться активным достаточно долго, чтобы её найти, и выброс катехоламинов в фазе протеста даёт ему дополнительную энергию. Эта составляющая древнего механизма привязанности может также заставлять человека всю ночь смотреть в потолок после расставания с партнёром. Кортизол – это главный гормон стресса, вырабатываемый организмом, и резкий подъём его уровня у млекопитающих, разлучённых с теми, к кому они привязаны, свидетельствует о том, что разрыв отношений представляет собой серьёзный удар для нашего организма. У некоторых млекопитающих уровень кортизола возрастает в шесть раз всего лишь после получаса изоляции.
Фаза протеста щенка, оставшегося в одиночестве, не длится вечно. Если детёныш воссоединяется с матерью, протест прекращается. Если же разлука с матерью длится долго, то млекопитающее вступает в следующую фазу – отчаяние. Оно, как и протест, является согласованным физиологическим состоянием – сочетанием склонности к определённому поведению и телесным реакциям, общим для всех млекопитающих. Отчаяние начинается с перехода от беспокойства к апатии: животное прекращает бегать из стороны в сторону, перестаёт выть и уныло сворачивается калачиком. Физиологическим признаком фазы отчаяния является масштабное нарушение функций организма. Частота сердцебиения падает и на электрокардиограмме видны аномальные зазубрины, вторгающиеся в регулярную череду тонких пиков, которые свидетельствуют о равномерном ритме работы сердца. Существенно изменяется характер сна: он становится менее глубоким, с меньшей продолжительностью фазы сновидений, то есть так называемого «быстрого сна», и увеличением количества внезапных ночных пробуждений. Циркадные (они же циркадианные) ритмы, которые координируют изменение физиологических показателей в соответствии с наступлением светлого и тёмного времени суток, так же перестраиваются. Уровень гормона роста в крови резко падает. Даже иммунная регуляция претерпевает значительные изменения в ответ на длительную разлуку.
Длительная разлука затрагивает не только чувства. В фазе отчаяния нарушается множество соматических показателей. Поскольку разлука вызывает сбой в нормальной работе организма, потеря отношений может вызывать физическую болезнь. Отчаяние приводит к резкому падению уровня гормона роста – вот почему дети, лишённые любви, перестают расти, теряют в весе независимо от количества потребляемых калорий, и у них наступает истощение.
Не только детский организм реагирует на утрату – у взрослых, переживающих длительную разлуку, нарушается функционирование сердечно-сосудистой системы, гормональный фон и иммунные процессы. Поэтому часто после развода или смерти супруга люди по-настоящему заболевают или умирают.
Когда у людей возникают проблемы с эмоциями – приступ тревоги или депрессии, или, допустим, сезонная хандра – им часто нужна наука, чтобы выявить виновный в этом нейромедиатор, примерно так, как свидетель выбирает преступника из шеренги стоящих перед ним людей. Это зашкаливающий норадреналин, слишком низкий дофамин, отклоняющийся от нормы эстроген?
Ответ вас, скорее всего, разочарует: нет единственного подозреваемого, на которого можно было с уверенностью указать, поскольку сам подобный вопрос создаёт у мозга лишь иллюзию его простоты.