Читаем Второй шанс для Кристины. Миру наплевать, выживешь ты или умрешь. Все зависит от тебя полностью

Мало-помалу я стала понимать, что придется поддаться, так как меня все равно заставят играть по их правилам. Я перестала ругаться с другими детьми и иногда соглашалась с ними, чтобы избежать ссоры. Я поняла, что если не научусь подстраиваться, в приюте для меня станет слишком опасно – физически и морально. Я не могла рисковать своим местом в неофициальной иерархии. По ночам я плакала и молила Бога о прощении, а днем играла. Я просто не могла больше драться. Я устала вечно сносить удары и не могла видеть, как бьют моих друзей, и они один за другим отворачиваются от меня. Я стала играть убедительную роль, в основе которой было согласие со всем детьми в том, что моя мать – сумасшедшая. Я начала делать вид, что мне стыдно за то, что моя мать стоит у ворот и кричит. Только Патрисия знала, каково мне на самом деле, как мне грустно. Но есть предел горю и боли, которые может вынести один человек.

Может быть, с моей стороны было слабостью сдаться, но я поняла, что больше не могу сражаться за свою мать.

Хуже всего было то, что я не просто перестала ее защищать. Я пошла дальше и притворилась, что согласна с ними и тоже считаю, что она не здорова. Я знала, что это не так, но не могла больше терпеть. Я поняла, что никогда не выиграю эту схватку, и решила, что сохраню правду в своем сердце, даже если с моего языка будут слетать слова лжи о том, что моя мать ненормальная. С самого начала каждое сказанное дурное слово причиняло мне боль. Я произносила их лишь тогда, когда была загнана в угол. Вскоре я научилась выстраивать толстую стену вокруг своего сердца, которая не давала просочиться злым словам. Персоналу приюта нравилось, когда я говорила, что вовсе не хочу быть со своей плохой матерью, а они поступают правильно. В какой-то момент я стала понимать, что людям, в особенности взрослым, не нужна правда – они предпочитали верить в то, что им удобно. Они хотели знать только то, что облегчало им жизнь. Какая разница, что я выстраиваю внутри себя защиту, что я становлюсь другой, становлюсь хуже. Им было плевать, счастлива ли я или каждую ночь плачу в подушку. Никто этого не видел. Впервые в жизни я задалась вопросом, зачем я существую на этом свете, зачем мне вообще стараться выжить. В конце концов, никому нет дела до моих чувств и мыслей, так почему я должна об этом переживать?

Кроме моих приютских друзей, все, кому я была небезразлична, либо умерли, либо были вычеркнуты из моей жизни. Я все думала, почему все это происходит со мной. Чем я это заслужила? Каждую ночь я молила Бога о прощении. Я молила его защитить мою мать и братишку. Вскоре я перестала просить его о прощении и стала просить лишь о том, чтобы моя мама и брат были здоровы и счастливы. Я начала думать, что счастье не для меня. Для восьмилетнего ребенка это было странное ощущение – чувствовать, что ты ничего не стоишь. Я не могла показать свою сущность и истинные чувства. А теперь меня лишили и любви моей матери.

До того момента мне всегда удавалось быть собой – не важно, была ли я с матерью, друзьями или с незнакомыми людьми. Я всегда оставалась собой. И теперь от осознания того, что мои чувства, мысли и желания нужно подавлять, мне было очень не по себе. Помню, словно это случилось вчера, то ощущение теплого, влажного, липкого тумана, окутывавшего мое тело, будто я была завернута в целлофановый пакет. Но, хотя в этом тумане мне было некомфортно, он имел и свои преимущества. В одном я уверена: пока я была в приюте и выстраивала прочную стену вокруг себя, в глубине души я продолжала упрямо и бережно цепляться за основу своей личности, окутанную этим туманом. Криштиана заблудилась в тумане, но не умерла; когда-нибудь туман рассеется, и она снова найдет дорогу домой. Тогда же в приюте у меня появились две мощные стратегии по выживанию, которые потом пригодились мне и в жизни. Обе они берут свое начало в уличной жизни, но именно в приюте произошла их окончательная эволюция. Первая стратегия – «внешняя оболочка» – состояла в том, чтобы подстраиваться под окружающую обстановку и лгать. Вторая – способность не потерять то светлое и хорошее, что было во мне, не стать призраком. Разумеется, у каждой из этих стратегий были свои плюсы и минусы. Очевидным их последствием было расщепление моей личности пополам. Криштиана спряталась в тумане, а на свет появился новый человек – девочка, которую в конце концов стали звать Кристина.

Перейти на страницу:

Все книги серии Замок из стекла. Книги о сильных людях и удивительных судьбах

Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…
Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Жаркой июльской ночью мать разбудила Эдриенн шестью простыми словами: «Бен Саутер только что поцеловал меня!»Дочь мгновенно стала сообщницей своей матери: помогала ей обманывать мужа, лгала, чтобы у нее была возможность тайно встречаться с любовником. Этот роман имел катастрофические последствия для всех вовлеченных в него людей…«Дикая игра» – это блестящие мемуары о том, как близкие люди могут разбить наше сердце просто потому, что имеют к нему доступ, о лжи, в которую мы погружаемся с головой, чтобы оправдать своих любимых и себя. Это история медленной и мучительной потери матери, напоминание о том, что у каждого ребенка должно быть детство, мы не обязаны повторять ошибки наших родителей и имеем все для того, чтобы построить счастливую жизнь по собственному сценарию.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Эдриенн Бродер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное