В преддверии наступающего 1847 года Гоголь объясняет свои изменившиеся вкусы, по-видимому, изумлявшие даже близких его друзей, следующим образом:
В этом году мне будет особенно нужно читать почти все, что ни будет выходить у нас, особенно журналы и всякие журнальные толки и мнения. То, что почти не имеет никакой цены для литератора как свидетельство бездарности, безвкусия или пристрастия и неблагородства человеческого, для меня имеет цену как свидетельство о состоянии умственном и душевном человека. Мне нужно знать, с кем я имею дело; мне всякая строка, как притворная, так <и> непритворная, открывает часть души человека; мне нужно чувствовать и слышать тех, кому говорю; мне нужно видеть
Аналогичным образом он рассуждает и в письме П. А. Вяземскому:
Есть еще другая просьба, которую я в надежде на доброту вашу смело вам повергаю. Мне слишком будет нужно весь этот год моего пребывания за границей (после которого надеюсь наконец увидеть вас лично вместе со всеми близкими моему сердцу людьми в России) читать все, что ни будет печататься и делаться в нашей литературе. Как ни скучны наши журналы, но я должен буду прочесть в них все, что ни относится до нашего современно-литературного движения, кем бы это ни произносилось, в каком бы духе и виде ни обнаружилось; мне это очень, очень нужно – вот все, что я могу сказать. Я прошу о содействии вашем относительно присылки этого ко мне. Мне кажется, что вам возможно будет устроить посредством графини Нессельрод или Поленова, или кого другого, чтобы курьеры, едущие в Неаполь, могли захватывать с собой для меня посылки (письмо от конца декабря 1846 г. – середины января 1847 г., Неаполь).
Также и в письмах А. О. Россету, который взял на себя труд познакомить Гоголя с современной русской литературой, он постоянно говорит о своем интересе к произведениям натуральной школы и современной прессе, дающей в совокупности картину современного состояния России: