Читаем Вы меня слышите? Встречи с жизнью и смертью фельдшера скорой помощи полностью

Помещение квадратное, три на три метра, отделано бежевым кафелем, освещено желтым светом, эхо отдается от стен, как в пещере. Пол выглядит сухим, но это ничего не значит. В помещении два писсуара, две кабины, два автоматических рукомойника и стол для пеленания. Одна из кабин закрыта. Я стучусь в дверь.

— Здравствуйте! Есть тут кто-нибудь?

Мне кажется или я слышу невнятный ответ? Нет: это мужчина у писсуара удивленно ворчит, оборачиваясь к помехе. Я снова стучусь; ответа нет. Я захожу в соседнюю кабину и встаю на унитаз, чтобы посмотреть через стенку, но потом передумываю. Вдруг я вытяну шею и взгляну прямо в лицо посетителю магазина, героически натужившемуся в позе орла? Тот, кто звонил в скорую, выглядел не слишком надежно и исчез. Может быть, меня разыгрывают? Но мне нужно все обследовать. Пока дверь не открылась, кабина набита всевозможными пациентами, и о любом выводе, как и их об отсутствии, по-прежнему можно лишь гадать.

В любом случае разделительная стенка слишком высокая, поэтому я наклоняюсь и заглядываю под дверь. Это еще хуже, что ли? Мужчина у писсуара уже в открытую наблюдает за мной. Я ожидаю увидеть пару ботинок и складки спущенных штанов, но на деле я вижу что-то вроде кучи: одежда, плоть, материал, конечности; трудно сказать конкретно, но это точно человек в беде. Без сознания по той или иной причине. Теперь я уверен, что мне нужно туда проникнуть. Я толкаю дверь и целеустремленно стучусь:

— Эй! Вы меня слышите? У вас все в порядке?

А затем я изучаю замок. У него скользящая щеколда, и его наверняка несложно вскрыть. Дверь открывается наружу. Я вытаскиваю ножницы для резки металла, просовываю их между дверью и стенкой кабины и пытаюсь сдвинуть засов. Ножницы соскальзывают с гладкого металла, и замок не поддается. Я пробую снова и снова, но раз за разом ничего не выходит.

Затем откуда ни возьмись в дверь шныряет работник кафе при супермаркете, просовывает в замок нож для масла, одним плавным движением вскрывает его, вытягивает нож и снова выскальзывает из помещения. Как и звонивший, он сделал свое дело и исчез; такое ощущение, как будто его никогда не было.

Дверь кабины распахивается. Проскакивает крошечная искра напряжения. Вбираю сцену глазами. Тело пронзает дрожь, я ускоряюсь: быстро оцениваю ситуацию, а в ответ формируется реакция.

Здесь пациент, и он нуждается в помощи. Крупный. Грузный. Может быть, ему тридцать, а может, пятьдесят. Он не сидит на унитазе: он рухнул на колени на пол и согнулся в три погибели между унитазом и дверью кабины. Будто мешок, упавший с высоты. Склонился вниз в незапланированной прострации. Я не вижу его лица, потому что голова свесилась вперед и уткнулась в огромный живот.

Он бледный. Синий. Серый. Неподвижный. И не дышит.

На полу валяется маленький стеклянный флакончик или пробирка, какие-то пакетики, шприц. У меня в голове вспыхивает вывод: он принял избыточную дозу чего-то и упал вперед, как проколотая надувная игрушка, уткнулся лицом в массивное тело и стал задыхаться.

Я резко трясу пациента за плечо и прощупываю пульс, но это не более чем жест. Что мне действительно нужно, так это уложить его на спину. Я хватаюсь за толстые, вялые запястья, одной рукой за каждое, откидываюсь назад и тяну изо всех сил. Его тело опрокидывается вперед и скользит в мою сторону, как туша зарезанной скотины. Я вытаскиваю его из кабины, неловко переворачиваю за плечи, и он приземляется на спину. Я подставляю ему под голову ботинок, чтобы кость не треснула при ударе о кафельный пол. Каждая часть его тела обмякает и доходит до самой нижней своей точки, и, в конце концов, пациент лежит на спине на полу туалета, ровно посередине.

Я задираю ему футболку, беру утюжки дефибриллятора, шлепаю их ему на грудь и включаю аппарат. Слежу, не появится ли сердечный ритм, и одновременно подсоединяю мешок Амбу к кислороду. Ритм появляется на экране, медленный, по форме похожий на сердцебиение, но слишком слабый, чтобы порождать пульс.

Я встаю на колени за головой пациента, сцепляю пальцы в замок и ставлю руки ладонями вниз в середину груди. Фиксирую локтевые суставы, выпрямляю спину и начинаю ритмично нажимать на грудь почти в полную силу. Нажимаю-отпускаю, нажимаю-отпускаю, раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь-восемь и так далее до тридцати.

Убираю руки, беру пациента за голову, отгибаю ее, чтобы нос и подбородок приподнялись. Держу подбородок левой рукой, правой хватаю мешок Амбу, надеваю маску на рот и нос, зажимаю ее большим и указательным пальцами, подтягиваю подбородок вверх, прижимаю к пластмассе, чтобы не было зазоров, потом два раза нажимаю на мешок. Грудь пациента приподнимается, расширяется, опускается, поднимается, расширяется, опускается. Это дело нескольких секунд. Я нажимаю на рации кнопку «Срочный вызов» и вновь ставлю руки пациенту на грудь. Снова фиксирую локти, снова жестко нажимаю сверху вниз и считаю до тридцати.

Перейти на страницу:

Все книги серии Спасая жизнь. Истории от первого лица

Всё, что осталось. Записки патологоанатома и судебного антрополога
Всё, что осталось. Записки патологоанатома и судебного антрополога

Что происходит с человеческим телом после смерти? Почему люди рассказывают друг другу истории об оживших мертвецах? Как можно распорядиться своими останками?Рождение и смерть – две константы нашей жизни, которых никому пока не удалось избежать. Однако со смертью мы предпочитаем сталкиваться пореже, раз уж у нас есть такая возможность. Что же заставило автора выбрать профессию, неразрывно связанную с ней? Сью Блэк, патологоанатом и судебный антрополог, занимается исследованиями человеческих останков в юридических и научных целях. По фрагментам скелета она может установить пол, расу, возраст и многие другие отличительные особенности их владельца. Порой эти сведения решают исход судебного процесса, порой – помогают разобраться в исторических событиях значительной давности.Сью Блэк не драматизирует смерть и помогает разобраться во множестве вопросов, связанных с ней. Так что же все-таки после нас остается? Оказывается, очень немало!

Сью Блэк

Биографии и Мемуары / История / Медицина / Образование и наука / Документальное
Там, где бьется сердце. Записки детского кардиохирурга
Там, где бьется сердце. Записки детского кардиохирурга

«Едва ребенок увидел свет, едва почувствовал, как свежий воздух проникает в его легкие, как заснул на моем операционном столе, чтобы мы могли исправить его больное сердце…»Читатель вместе с врачом попадает в операционную, слышит команды хирурга, диалоги ассистентов, становится свидетелем блестяще проведенных операций известного детского кардиохирурга.Рене Претр несколько лет вел аудиозаписи удивительных врачебных историй, уникальных случаев и случаев, с которыми сталкивается огромное количество людей. Эти записи превратились в книгу хроник кардиохирурга.Интерактивность, искренность, насыщенность текста делают эту захватывающую документальную прозу настоящей находкой для многих любителей литературы non-fiction, пусть даже и далеких от медицины.

Рене Претр

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары