Выбирая свою историю. Развилки на пути России: от Рюриковичей до олигархов

Разрешение на формирование собственно «русских» боевых соединений последует только в самом конце войны, после учреждения 14 ноября 1944 г. в Праге Комитета освобождения народов России во главе с генералом Андреем Власовым. Но это не мешало вермахту массово использовать добровольцев из бывших советских граждан в качестве так называемых «добровольных помощников» («хиви» – от нем. Hilfswillige). В первые месяцы войны желающих было немало. По воспоминаниям очевидца, описывавшего ситуацию в районе Полоцка, осенью 1941 г. «все ждали с полной готовностью мобилизации мужского населения в армию… сотни заявлений о приеме добровольцев посылались в ортскомендатуру, которая не успела даже хорошенько осмотреться на месте…» Первоначально «хиви» занимали подсобные должности – водителей, кладовщиков, санитаров, грузчиков… К апрелю 1942-го в германской армии числилось 200 тыс. «хиви». С лета 1942 г., «русских» добровольцев начали вооружать, преимущественно в тех соединениях вермахта, которые действовали на Украине, а также на Дону и Кубани. В окруженной под Сталинградом 6-й армии к ноябрю 1942 г. было 51 800 «хиви», а в трех пехотных дивизиях этой армии «русские» составляли до 40 % личного состава (впервые эти данные опубликовал западногерманский историк Манфред Кериг:

Kehrig M. Stalingrad. Analys und Dokumentation einer Schlacht. Deutscheverlags-Austalt, Stuttgart, 1974).

Таково было поведение активного меньшинства. Но окончательно склонить чашу весов в тотальной войне могло только «молчаливое большинство». В начале войны оно пребывало в нерешительности, и эта неопределенность стала главной причиной тревоги советского руководства, порой больше походившей на панику. В середине сентября 1941 г. Иосиф Сталин в телеграмме даже просил Уинстона Черчилля «высадить 25–30 дивизий в Архангельск или перевести их через Иран в южные районы СССР», подчеркивая, что без решительной помощи союзников «Советский Союз либо потерпит поражение, либо… потеряет надолго способность к активным действиям на фронте борьбы с гитлеризмом…». Радикально изменились настроения «молчаливого большинства» под влиянием практического столкновения с чудовищным «новым порядком», который устанавливал оккупационный режим. Процесс этот занял довольно значительное время, но уверенно можно утверждать, что к осени 1942-го «молчаливое большинство» советских граждан решительно встало на сторону Красной армии, положив начало формированию нового советского народа – победителя в войне, которая с этого времени действительно приобрела характер отечественной.

Опыты народной войны

Состав «советского народа», вышедшего победителем из войны, решительно изменился в сравнении с предвоенным. Активные антисоветские силы по большей части были истреблены, а оставшиеся – стигматизированы уже не как сомнительные «враги народа», но несомненные «изменники родины». Сталинская номенклатура утвердилась в представлении о прочности безупречного советского строя, но подавляющее большинство рассчитывало на мирную трансформацию режима.

Самую решительную и энергичную, хотя и не самую многочисленную новую социальную группу, изменившую характер целого, составляли фронтовики

. В результате демобилизации, завершившейся к концу 1948 г., из армии вернулось 8,5 млн человек. Иосиф Бродский, писавший о фронтовиках, что они «в пехотном строю смело входили в чужие столицы, но возвращались в страхе в свою», пожертвовал исторической точностью ради поэтической убедительности. Страшный и горький опыт войны способствовал внутреннему освобождению бойца, укреплению его человеческого достоинства. Вернувшиеся с победой фронтовики разительно отличались от довоенных «армейцев».

Репрессии командного состава РККА, достигшие пика в 1938–1940 гг., были завершающей фазой создания армии, беспрекословно подчиненной политическому руководству, армии, построенной по образу казармы, на принципе нерассуждающего повиновения приказам вышестоящего начальства и хамского помыкания нижестоящими. На протяжении этой кампании, совпавшей по времени с началом коллективизации (1929), сводки Главного политического управления РККА фиксировали постоянное падение воинской дисциплины. Причем менялся характер проступков: если в 1927–1929 гг. большую часть дисциплинарных нарушений составляли отказы от исполнения приказа, коллективные заявления и коллективные голодовки, то к 1939-му безусловно лидировали пьянство и рукоприкладство. Рост числа самоубийств среди курсантов и младшего командного состава приобрел эпидемический характер (1171 случай в 1939-м против 118 в 1931-м). Специальная комиссия, созданная для исследования причин этого явления, констатировала, что в числе главных причин сведения молодыми командирами счета с жизнью лидируют «боязнь ответственности» и «нечуткое и незаконное поведение командиров».