Высокие звезды

— Отдохнуть от чего? — смеялся дон Родриго.

— От пьянства.

— У тебя, Мария, извращённое представление о мужчинах. Все они для тебя или развратники, или пьяницы, даже твой муж.

— К счастью, дорогой, ты являешься средоточием только одного порока, и только поэтому я сношу все твои безумные выходки.

— Так значит, ты не хочешь видеть меня развратником?

— Я не хочу видеть тебя и пьяницей.

— Тогда пойду, прикажу оседлать лошадь и проедусь верхом. Пусть хмель немного выветрится.

Прогулки верхом были одним из самых любимых занятий сеньора Родриго. С ними могли сравниться разве что охота да застолье.

И Марианна унаследовала от отца любовь к верховой езде. Она часами могла скакать на лошади, ничуть не чувствуя усталости. В свои семнадцать лет она изъездила владения своего отца вдоль и поперёк, знала все тропинки и дороги.

Крестьяне не раз пытались жаловаться помещику на то, что его дочь, не разбирая дороги, скачет по полям, губит посевы.

И даже терпеливый сеньор де Суэро не раз выговаривал за это дочери:

— Ты должна понимать, эта земля даёт нам деньги, и ты должна всегда помнить об этом.

— Прости меня, отец, иногда я так увлекаюсь, что сбиваюсь с дороги. Правда, вряд ли те несколько побегов, погибших под копытами моего коня, могут решить дело…

— Марианна, всё складывается из мелочей, вся наша жизнь. Если я, твоя мать, и ты перестанем обращать внимание на эти мелочи, то мы разоримся.

— Но не хочешь же ты, отец, чтобы я проводила время так, как моя мать.

Сеньор де Суэро боязливо оглядывался, нет ли где поблизости донны Марии, а затем тихо говорил:

— Конечно же, нет.

Чтобы понять эту фразу сеньора Родриго, следует сказать, что донна Мария находила единственное развлечение в том, чтобы беседовать со своими соседками, такими же чопорными и глубоко провинциальными дамами, как и она сама. Этих сборищ страшно не любил сеньор де Суэро. Лишь только соседки появлялись в доме, как он седлал коня и под каким-нибудь благовидным предлогом покидал пределы имения.

Напоминание о дамских посиделках приводило его в уныние. Вообще-то, сеньор де Суэро мало кому доверял, разве что самому себе, да Марианне.

А из чужих людей в число доверенных лиц входил Диего Кортес, управляющий делами имения.

Он происходил из довольно знатного рода, но поскольку дон Диего являлся, последним сыном в семье, то не мог рассчитывать на то, что унаследует землю или состояние. Ему в жизни всего приходилось добиваться самому, и делал он это очень искусно. Его преданность хозяину не знала границ, он готов был отдать жизнь за своего сеньора или членов его семьи. В нём сочеталась ужасная жестокость и в то же время сентиментальность. Воспитанный на романах середины века с одной стороны, на реалиях и жестоких отношениях между людьми конца века с другой, сеньор Кортес как бы разделился на двух разных людей. Одним он был для крестьян и арендаторов, другим являлся в дом сеньора де Суэро.

Он мог за неуплаченный вовремя долг сжечь дом должника, уничтожить его посевы, и в то же время мог часами играть с хозяйским котёнком. Оба истинных обличия управляющего имением одновременно не являлись никому. Он предпочитал разбираться во всех проблемах хозяйства подальше от дворца сеньора. Своей жестокости он всегда находил оправдания в том, что крестьяне и арендаторы всегда ленивы, скупы и не умеют работать. А раз так, значит, их надо заставлять это делать силой.

Его усердие, в общем-то, вознаграждалось. Никто не смел, задерживать положенную плату, никто не смел, дерзить сеньору. В имении все уже свыклись с тем, что жаловаться дону Родриго на управляющего — безумие. Тот мог на словах посочувствовать, но наказывать дона Диего за своеволие и за самосуд не решался. Он боялся изменить раз и навсегда заведённый порядок вещей, прекрасно понимая, что всяческие новшества обычно ведут к разрушению существующего благосостояния, пусть хрупкого, но всё-таки реального.

Лишь однажды Марианна спросила отца о том, как идут дела на его новых землях, доставшихся роду де Суэро в наследство.

В тот день сеньор де Суэро как раз вернулся из Санта-Риберры. Дон Родриго выглядел взволнованным, но больше всего Марианну удивило то, что отец, хоть и был, выпивши, хмель его не брал.

— Что-нибудь случилось? Как тебя встретили крестьяне?

Дон Родриго молча заскрежетал зубами, вытащил из кармана сюртука револьвер и перезарядил барабан. Пустые гильзы остались лежать на столе в гостиной.

Марианна присела и стала катать блестящий медный цилиндрик гильзы по блестящей поверхности стола.

— Оставь их! — закричал дон Родриго, сбрасывая гильзы на пол. — Эти хамы осмелились поднять на меня руку. Они бы убили меня, если бы не револьвер.

— Но ты утихомирил их? — не на шутку встревожилась Марианна.

— Не знаю. Испугавшись выстрелов, они бросились врассыпную, кажется, кого-то даже затоптали…

— Ты позволишь мне съездить в Санта-Риберру?

— Не смей и думать об этом.

— Почему?

— Они готовы были разорвать меня на куски.

— Тогда пошли туда дона Диего, и он наведёт порядок среди смутьянов.

— Они не желают платить мне аренду.

— Вот дон Диего и разберётся во всём.