Принятые меры по ограждению духовных академий от внешнего влияния не имели успеха: со второй половины 1880-х гг. часть студентов духовных академий активно реагировали на нарастающие нестроения в обществе, волнения следовали за университетскими, хотя в менее сильной форме. Обострения определялись личностью ректора, инспектора или попытками начальства ввести изменение в порядок жизни, посягающее на «свободу» студентов: запрещение выхода в город без особого разрешения, введение репетиций и пр. Синод издал ряд указов, в августе 1888 г. дела об исключении студентов из академий и увольнении по прошениям были переданы из Советов в Правления[896]
. Однако скоро стало ясно, что попытка отстранить преподавателей от воспитания студентов не только не имеет смысла, но действует губительно: меры прещения, подкрепляемые лишь усилением инспекторского надзора, побуждали студентов самостоятельно искать связей с современной жизнью и осмыслять возникавшие при этом проблемы.С конца 1880-х гг. обвинение в недостатках воспитания студентов духовных академий падает на всех членов корпораций: занимаясь наукой, они не думают о том, чем живут студенты, не имеют на них нравственного влияния[897]
. Несоответствие настроений студентов с духом церковной школы и занятиями богословской наукой волновало и профессорско-преподавательские корпорации, но они видели выход в сближении со студентами на почве интересов науки и усилении научного и нравственного влияния на студентов. Эти соображения побуждали некоторых преподавателей поддерживать организацию студенческих научных кружков и обществ и даже прилагать к этому личные усилия.Таким образом, поведение студентов и отношение их к учебному процессу составляло в эпоху Устава 1884 г. одну из существенных проблем академий, которую нельзя не учитывать при изучении их учебно-научной деятельности. Расстройство общей обстановки в государстве, нарушение связей в духовно-учебной системе во многом изменило состояние духовных академий и заставляло членов корпораций искать пути адаптации в новых условиях. Попытки высшей церковной власти – сохранить церковный дух и настрой высшей богословской школы ограждением академий от внешнего влияния – имели мало успеха. Попытки членов корпораций добиться этого же соответствием новым запросам церковной и общественной жизни не всегда удавались, а иногда приводили к непродуманным решениям. Надежды возлагались на усиление научной и учебной заинтересованности студентов.
Устав 1884 г. внес в систему научно-богословской аттестации изменения, вызывавшие даже после утверждения Устава дискуссии в духовно-учебной среде. Основным предметом обсуждений была отмена публичных диспутов. Одни жалели об отмене публичных диспутов – «праздников академической науки», другие, смущавшиеся «профанацией высоких истин» перед малокомпетентной публикой, видели в новой системе преимущество: более профессиональное и серьезное научное обсуждение. Отмена публичной защиты переносила акцент при получении докторской степени на предварительное рассмотрение работы и обсуждение специалистами. Определенная часть учебно-богословских кругов и «сочувствующих» расценивала отмену диспутов как попытку возвращения богословской науки в новый «затвор», лишающий ее только установившейся связи с обществом. Однако поиск наиболее адекватной формы присуждения ученых степеней не был специфической проблемой духовных академий, но имел место и в светской науке. Публичная защита в виде диспута имела как своих сторонников, так и противников среди ученых и членов преподавательских корпораций.
Аргументация сторонников богословских публичных диспутов была традиционна: 1) способ выявить подлинность авторства главных идей работы; 2) всенародное признание ученых-богословов; 3) средство популяризации науки; 4) возможность уйти от субъективности, неизбежной при оценке рецензентом. Их оппоненты не видели в публичной защите диссертаций больших достоинств: 1) явный плагиат невозможен при известности авторов, более тонкие заимствования идей может выявить лишь специалист-рецензент; 2) контроль общества за научными успехами на диспутах незначителен: публика мало компетентна в богословии; 3) популяризация науки не может достигаться путем публичных прений по специальным научным исследованиям, диссертант имеет возможность представить свою работу лишь в виде отрывочных тезисов, для неподготовленной публики значимых мало. Поверхностно-эффектный блеск эрудиции, находчивость и умение завоевать внимание аудитории мало способствуют развитию богословской науки. Единственным актуальным аргументом оставалась опасность субъективности рецензентов при оценке достоинств работы, особенно докторских: рецензии поручались членам той же корпорации, диссертацию по теме кафедры диссертанта оценивали специалисты с других кафедр, менее сведущие и в самом вопросе, и в степени его научной разработанности.