Выжившие. Что будет с нашим миром?

Дальнейшее развитие человеческого общества и общественного сознания принесло новые, гораздо более изощренные виды идентификаций. Конфессиональная идентификация распалась на множество ветвей. А рядом с ней возникла и развилась идеологическая идентификация. Причем в минувшем веке именно эта идентификация в определенный период стала ведущей, базовой небиологической идентификацией. Биологические же идентификации – расовая, этническая – все более и более отходили на второй план. Люди умирали, отказываясь сменить идентификацию и принять другую, – примеров этого можно найти сколько угодно в истории любой из гражданских войн. В то же самое время базовая идентификация прошлого – конфессиональная – для значительной части человечества – христианской померкла и перестала быть принципиальной. (Но осталась значительная часть человечества, для которой конфессиональная идентификация оставалась базовой, и к этому вопросу мы еще вернемся.) Однако противостояние двух идеологий, по отношению к которым идентифицировали себя люди, ушло в небытие, и это поставило на повестку дня вопрос: что дальше?

Один из наиболее широко известных ответов на этот вопрос дал, как известно, американский футуролог Самуэль Хантингтон, по мнению которого в наступившем веке ведущей базовой идентификацией станет цивилизационная (культурно-религиозная). Однако Хантингтон понятием «цивилизация» замаскировал все те же конфессии, предполагая, по большому счету, что произойдет возврат к прежней системе, хотя и с рядом модификаций. Вряд ли такое может случиться. Помимо прочего, это значило бы, что по непонятной причине процесс усложнения и иерархизации идентификационных систем сделал ход назад и упростился. А так не бывает. Многочисленные критики Хантингтона предлагают другие системы разделения и идентификаций. В том числе, например, на основе нового разделения на классы: интеллектуалов – производителей информации и знаний и исполнителей, не способных к творчеству. («Постчеловечество», 2007). Или, например, на кибергизированных, усовершенствованных с помощью клонирования и технологий киберлюдей и натуралов. В принципе любой из этих путей возможен. Причем различение своих-чужих может быть в этих системах не менее жестким, чем в первобытных или идеократических обществах. Однако нам хотелось бы отвлечься от осмысления новых возможных систем классификации и идентификаций и обратить сейчас внимание на другое.

Процесс смены систем идентификаций протекает в разных человеческих сообществах с разной скоростью. До сих пор сохранились примитивные племена, для членов которых самоидентифицирование себя как члена данного племени – вопрос жизни-смерти. До сих пор сохранились народы, которые готовы убивать соседей исключительно по принципу свой-чужой (идентифицируемый как не принадлежащий к моему народу). Одним из ярких примеров чего является, несомненно, чудовищная резня между хуту и тутси в Руанде в 1990 году, в результате которой погибло около миллиона тутси! (Однако информация о масштабах геноцида получила весьма ограниченное распространение.) Можно найти примеры драматического применения жесткого идентификационного подхода и на гораздо более цивилизованных пространствах: и на территории России, и на территории Восточной и Западной Европы. Но особенно любопытна и принципиальна ситуация, которая сложилась сегодня вокруг ислама.