В силу целого ряда причин для многих людей и целых народов, исповедующих ислам, конфессиональная принадлежность осталась базовой идентификацией. То есть ислам для них не религия как определенная система взглядов, а образ жизни и, более того, базовая составляющая личности. А разрушение любой из базовых составляющих личности грозит этой личности деструкцией и гибелью. Поэтому приверженцы ислама так болезненно переживают любые попытки представителей других конфессий снизить ценность и значение религии (для них – ислама). В то же время для христиан, которые по сути своей являются экс-христианами, конфессиональная принадлежность давно уже перестала быть базовой личностной составляющей. Для них это просто воспоминание о прошлом, дань уважения традициям, обращаться с которыми можно легко и без особого пиетета. Привыкнув так обращаться с собственной конфессиональной принадлежностью, они не понимают жесткой реакции мусульман в ответ на их попытки распространить такой подход и на ислам. По сути же дело в том, что конфессиональная принадлежность для большинства христиан является своего рода «отсохшей ветвью», вольное обращение с которой никому не приносит боли. И христиане с легкостью переносят методы обращения с мертвым веществом, мумией на сущность еще живую и полнокровную – базовую личностную составляющую в виде принадлежности к исламу. В этом, в частности, ответ о причинах нетерпимости мусульман к публикации в ряде европейских газет карикатур, выставляющих в оскорбительном свете святыни ислама. И ответ на вопрос, почему христиан никакие карикатуры на святое святых христианства не задевают. Надо ли удивляться, что, когда режут мумию, крови нет, а когда начинают резать живое существо, кровь появляется?
Вообще оперировать с группами людей, для которых их групповая идентификация является базовой составляющей личности, надо чрезвычайно осторожно, помня, что угроза существованию и самобытности группы для этих людей равнозначна деструкции и гибели их личности, их «Я». А значит, их реакции в ответ на попытки приобщить их к другой культуре жизни могут быть совершенно несоразмерны по жесткости с точки зрения людей, в чьей личностной структуре групповая идентификация не является базовой.
Сделав это отступление, вернемся к эволюции системы идентификаций у человечества в целом.
Один из наиболее известных оппонентов Хантигтона известный ученый, лауреат Нобелевской премии в области экономики Амартья Сен в своей недавно вышедшей в свет книге «Identity and Violence» (2006) привел джентельменский набор потенциальных идентичностей современного человека на примере самого себя. Кто он? Как он может быть охарактеризован?
Вот этот набор: «азиат, гражданин Индии, выходец из Бенгали и Бангладеш, житель США и Британии, ученый-экономист, философ-любитель, писатель, специалист по санскриту, приверженец светской идеи и демократии, мужчина, феминист, гетеросексуал, защитник прав сексуальных меньшинств, человек с нерелигиозным стилем жизни и индуистским прошлым, не брамин, не верящий ни в предыдущую, ни в загробную жизнь».
Почему профессор экономики Гарварда решил взяться за тему из другой области? Ответ лежит в личной истории автора. Выходец из Индии, в одиннадцатилетнем возрасте он стал свидетелем чудовищной межэтнической резни в Индии – в конце сороковых годов прошлого столетия. На его глазах единое и мирное общество раскололось на два – «кровожадных индусов» и «беспощадных мусульман». Этот урок мгновенного и трагического расщепления общеиндийской идентичности на две, абсолютно не совместимых друг с другом, Сен запомнил на всю жизнь, и именно он привел его, в конце концов, к решению предложить свое видение жизни в современном мире.
Вместо разделения мира на «отдельные ящички» Сен предлагает другую картину современного мира: людей, принадлежащих в одно и то же время к огромному количеству различных сообществ-идентичностей.
Отмечая, что сегодняшний человек имеет возможность выбирать свою идентичность из широкого спектра потенциально возможных, Сен подчеркивает, что тем самым многое дается на откуп интеллекту и воле самого выбирающего. Современный человек, по Сену, имеет в запасе целую систему «дремлющих» в нем идентификаций, которые он может актуализировать и выводить на первый план – разные в разных жизненных ситуациях. Так, в подростковом возрасте для мальчика в какой-то момент одной из ведущих идентичностей может стать, например, принадлежность к группе болельщиков определенного футбольного клуба, и жизнь его в первую очередь будет строиться именно вокруг его соучастия в их действиях. В студенческом возрасте это может быть принадлежность в качестве неофита к той или иной научной школе или политической группе, в зрелом возрасте на первый план может выдвинуться принадлежность к определенному сообществу соседей, а в пожилом —приверженность той или иной конфессии или конкретному церковному приходу.