VZ. Портрет на фоне нации

Рассказывать об этой войне можно тремя способами. Можно говорить о страданиях мирного населения, о героических волонтерах, о безупречной солидарности, сплотившей население; конечно, нашлись бы факты, дезавуирующие эту версию. Рассказали бы и о хищничестве, и об эгоизме, и о непобедимой коррупции, которую я демагогически оправдываю, а между тем, пишет мне постоянный читатель, именно из-за коррупции и разворовывания лекарств в Украине невозможно зуб починить под наркозом! На каждый тезис о сплоченности и вдохновении украинского населения находится антитезис о хищничестве и о том, как война испортила нравы; на каждый рассказ о том, как дети плетут сети, найдется история о бородатых мускулистых парнях, сбежавших от мобилизации и наводнивших Европу. Но можно по крайней мере на многих страницах повествовать о разрушенных домах, о разделенных семьях, о жертвах войны в первую очередь — потому что армия России бьет по мирным городам чаще, чем по военным объектам. Многие такие истории здесь упомянуты, а всего в Украине документировано около четырехсот тысяч военных преступлений широчайшего спектра, от убийств или изнасилований мирных граждан до мародерства. Современная война подробно фиксируется. Один из лидеров своего поколения режиссер Илья Хржановский — создатель грандиозного проекта ДАУ, а впоследствии художественный руководитель музея Бабьего Яра — говорил мне, водя по огромному зеркалу главной инсталляции этого музея, о проекте полной объемной хроники Второй Мировой войны: «Сейчас у нас есть новые способы реконструкции, так сказать, всего массива данных — всего события в абсолютной полноте. Есть показания всех свидетелей, с помощью компьютера можно до миллиметра установить все точки, где происходили расстрелы, по положениям теней на фото — время до секунды... Практически все события ХХ века исчерпывающе документированы. Так что мы вступаем во время установления полной правды о том, как все было; правды абсолютно объективной, не интерпретированной историками. Нас ждет откровение невероятной силы, то есть мы, например, действительно узнаем всю правду о войне. Для многих она будет шоком. Форензика — она же компьютерная криминалистика — сегодня главный инструмент в раскрытии преступлений; пришло время применять ее к преступлениям военным. У нас воедино сведены миллионы документов, которые будут храниться и анализироваться здесь, в главном корпусе музея в виде огромного кургана, в куполе площадью девять тысяч квадратных метров. И вот когда будет написана такая история войны — потребность в идеологических интерпретациях отпадет вообще».

Кроме того, как справедливо замечает Олена Зеленская, украинцы — и лично она — не хотят видеть себя жертвами, никому не жалуются. Перед ними стоит исключительно сложная задача — так просить Запад о помощи, точней, провоцировать его на эту помощь, чтобы не унижаться. Это положение невыносимое, и надо быть Зеленским, чтобы из него выпутываться, не попадая в положение просителя и одновременно избегая упреков в неблагодарности.

Рассказ об этой войне для Украины — не рассказ о страданиях, хотя память о жертвах будет священна всегда; это рассказ о том, как стремительно восстанавливали после разрушений энергосеть и боевую технику, как выкручивались из безвыходных положений в условиях почти полного отсутствия средств и вооружений, как учились превосходить врага решимостью и хитростью, как поколение менеджеров и постиндустриалов вынужденно привыкало партизанить и стрелять, и как у них, якобы изнеженных и ленивых, получилось все это. Оказалось, что изнежены и ленивы они там, где не надо работать, а в Украине, реально строившей новое общество — надо было; эти люди оказались и на войне довольно крепкими профи. О своем боевом опыте напишут они сами. Это те, о ком Зеленский сказал: «Молодые, красивые, сильные — свободные люди, выросшие в свободной стране; та Украина, в которую я верю». Можно было сосредоточиться на зверствах оккупантов, на хаосе и беззаконии, которые приносит с собой «русский мир». Тогда Украина Зеленского стала бы видна по контрасту, потому что здесь тоже неисчерпаемые запасы жутких и гротескных историй.

Кстати, «Вечерний квартал» продолжает выходить, и они там грубо, яростно острят насчет этого русского мира. Дивный есть эпизод, когда над российским окопом зависает дрон — и Боклан, изображающий российского мобика, говорит:

— Пора молиться!

— А ты молитвы знаешь? — спрашивает Казанин.

— Знаю! Мы русские, е... твою мать, б...дь, с нами Бог!

Это очень точное изображение русского религиозного мировоззрения, записанное с помощью самых сакральных формул современного русского языка. Таких диалогов, из которых состоит великий и ужасный фильм Сергея Лозницы «Донбасс» — художественное кино по мотивам документальных историй, выложенных в сеть сторонниками «русского мира» — можно было бы набрать не на один том, и это тоже найдется кому сделать.