Ýòêèíä À. Âíóòðåííÿÿ êîëîíèçàöèÿ (Áèáëèîòåêà æóðíàëà «Íåïðèêîñíîâåííûé çàïàñ») - 2013.djvu

Эти печальные медитации звучат так, как будто услышаны от матери-гугенотки; их удивительно встретить среди заметок преуспевающего чиновника на службе империи. Если бы Даль под нажимом начальника не уничтожил свои бумаги, у нас было бы больше таких текстов. Исполняя дисциплинарную власть над огромной империей, этот образцовый интеллекту­ал думал и писал под постоянным давлением внешний подо­зрений и внутренних сомнений. Изучал ли он русских или изобретал их? Имел ли он право на то и другое? Его власть и его труд — были они или слыли? Восхищаясь языком простого народа и посвятив всю жизнь записи этого языка, он отказывал тому же народу в праве на образование. Воплощая в себе истин­но имперские, космополитические таланты и навыки, он ис­пользовал их для того, чтобы учить национальной ограничен­ности и высокомерию.

В России середины XIX века сентиментальность превраща­лась в гротеск, и эта их близость тоже была частью имперско­го опыта. Заманчиво представить себе, как гоголевский майор Ковалев приходит в Министерство внутренних дел и просит у Даля вице-губернаторской должности. Даль беседует с Ковале­вым, отмечая его провинциальный акцент, и оба они беспокой­но следят за своими непослушными частями.

Система нежности

Профессор восточных языков, чиновник Министерства внут­ренних дел, колониальный администратор киргизской орды и главный цензор империи, Василий Григорьев (1816—1881) при­менил свои знания в области востоковедения к разным задачам власти. Развивая проекты внешней и внутренней колонизации, он смешивал их так, как казалось нужным ему и его начальни­кам. Григорьев был типичным востоковедом XIX века: он окончил отделение восточных языков Петербургского универ­ситета, ссорился там с Сенковским, говорил на нескольких ази­атских языках и писал о многом, от археологии до современ­ной ему литературы. В 1837 году молодой Григорьев представил в Ученый совет Петербургского императорского университета проект нового курса «История Востока»:

Распространение и усиление в России восточных заня­тий... придало бы нам самостоятельности и, служа проти­водействием перевесу западных начал, угнетающих наше национальное развитие, содействовало бы его укрепле­нию и быстрейшему ходу... Лучшее средство противодей­ствовать влиянию Запада — это опереться на изучение Востока (Веселовский 1887: 33).

Профессией Григорьева был ориентализм, а основным при­званием — национализм. Русским необходимо было изучать Восток, потому что это давало возможность понять себя в про­тивопоставлении Западу. По своим воззрениям Григорьев по­стоянно оказывался еще большим ястребом, чем его начальни­ки; в тот раз его программа была отвергнута. С 1844 года Григорьев — на службе Министерства внутренних дел. Он по­могал Надеждину издавать Журнал министерства и писал ста­тьи на такие разные темы, как положение крестьян в централь­ных губерниях, книгопечатание в Риге и недавно открытые секты в иудаизме. Хасидов, по Григорьеву, отличают «крайнее невежество и безграмотность»; что касается «секты талмудис­тов», как он называл ортодоксальных иудеев, они представля­ют «опасность для России» и являются «несчастьем человече­ства» (Григорьев 1846). В 1847 году Григорьев вместе со своим другом и коллегой востоковедом Павлом Савельевым купили издававшийся в Петербурге журнал «Финский вестник» и пере­именовали его в «Северное обозрение». Среди авторов нового журнала был Михаил Петрашевский, которому скоро предсто­яла сибирская каторга. Случайно или нет, но именно в то вре­мя, как Липранди внедрял к петрашевцам своего агента, Григо­рьев публиковал статьи и переводы участников этой же груп­пы. В «Северном обозрении» он также пропагандировал взгляды Гакстгаузена на Россию (Seddon 1985:267). В 1848 году Григорьев был отправлен в центральные губернии с поручени­ем выяснить, что дворяне и крестьяне говорили о революциях в Европе. В следующем году он ревизовал рижские книжные ма­газины, самоотверженно конфисковал 2 тысячи запрещенных книг и заболел, надышавшись книжной пылью.