Ýòêèíä À. Âíóòðåííÿÿ êîëîíèçàöèÿ (Áèáëèîòåêà æóðíàëà «Íåïðèêîñíîâåííûé çàïàñ») - 2013.djvu

Колонизация Кенигсберга натолкнулась на молчаливое со­противление его жителей. Убежденные в превосходстве своей культуры, они подчинялись российским оккупантам, но прези­рали их своим особенным тихим способом. Это еще один при­мер отрицательной гегемонии (см. главу 6): российская власть над Восточной Пруссией была типично колониальной ситуа­цией, в которой правители прибегают к принуждению, не су­мев убедить коренное население в своем праве на господство или хотя бы в своей способности управлять. Горожане ответи­ли ранним националистическим движением, которое имело огромные последствия для европейской мысли, и после ухода колонизаторов предались беспрецедентным размышлениям о власти, разуме и человечности. Подобный интеллектуальному взрыву, последствия которого отдаются веками спустя, этот короткий эпизод колониальной истории стал точкой входа в глобальную современность. Множество раз повторяясь в раз­ных концах мира, постколониальное состояние почти всегда описывалось со ссылками на тех, кто испытал и понял его в Кенигсберге. Но смысл этих ссылок становится понятен толь­ко при лучшем знакомстве с этой местной историей.

Кант

В 1755 году тридцатилетний Иммануил Кант защитил дис­сертацию и стал лектором Кенигсбергского университета. Его основная работа этого периода, «Всеобщая естественная исто­рия», открывается посвящением Фридриху II, «могущественней­шему королю и повелителю» от его «нижайшего слуги». В том же стиле Кант обещает служить своему королю «с высочайшим рвением до дня моей смерти». Король-философ, Фридрих был большим покровителем наук и искусств, и ученые не сомнева­ются, что Кант искренне обещал ему свое рвение: «Давно изве­стно, что Кант полностью поддерживал программу короля» (Zammito, 2002: 58). Но всего лишь два года спустя Канту при­шлось присягать смертельному врагу Фридриха, императрице Елизавете. В этот раз Кант обещал, что будет «верным и покор­ным Всесветлейшей и Великодержавнейшей императрице всех россиян Елизавете Петровне... и Ее Величества высокому пре­столонаследнику». Больше того, он обещал «поддерживать вы­сокие интересы» российского суверена «с внутренним удоволь­ствием». Далее, если против императрицы или наследника будет что-либо замышляться, он клялся «не только своевремен­но сообщать обо всем, что направлено против них, но и всеми способами этому препятствовать» (цит. по: Гулыга, 1977; см. также: Gulyga 1987: 31). В 1758 году Кант отправил российской императрице прошение о повышении в должность профессо­ра, подписавшись «Вашего Императорского Величества верно- подданнейший раб». Между этими ритуальными конструкция­ми, обещавшими вечную службу двум смертельным врагам, всего два-три года. Позже Кант назовет «вертушками» людей, быстро меняющих свои убеждения, и именно на такую нехват­ку автономии поведет свое великое критическое наступление.

Должность профессора тогда досталась одному из соперни­ков Канта, Даниелю Вейманну. Как считал советский исследо­ватель, причиной неудачи Канта было вмешательство россий­ского офицера Андрея Болотова (Gulyga 1987: 36). Переводчик при российском генерал-губернаторе, Болотов привел в уни­верситет небольшую группу русских студентов и сам живо ин­тересовался университетскими делами. Открыв для себя фило­софию среди прочих развлечений кенигсбергской жизни, Болотов предпочитал пиетизм тому, что он считал развращаю­щим и даже преступным влиянием Просвещения. Месяцами он посещал лекции кантовского соперника, Вейманна. Кроме университетских лекций, он «почти ежедневно» брал у Вейман­на частные уроки. Вейманн отказался от платы за них, но перед отъездом из Кенигсберга Болотов оставил своему учителю очень русский подарок — «калмыцкий тулуп» (Болотов 1986: 362).