Ýòêèíä À. Âíóòðåííÿÿ êîëîíèçàöèÿ (Áèáëèîòåêà æóðíàëà «Íåïðèêîñíîâåííûé çàïàñ») - 2013.djvu

Дарьяльский и его убийца Кудеяров во всем отличны друг от друга, кроме расы и пола. В зоне их контакта колония отстоит от метрополии на считаные версты, и люди глубоко различной природы имеют один цвет кожи. Это парадоксальная ситуация внутренней колонизации, делающая ее столь пригодной для тонкой литературной обработки. Смысл «Серебряного голубя» станет более ясным, если сравнить его с «Сердцем тьмы» Джо­зефа Конрада; к тому же возможно, что Белый читал эту книгу (Лавров 2004). У Курца была своя чернокожая красавица, но все туземцы в этом тексте безымянны, и мы не видим ни одного отдельно взятого колдуна, а тем более соперника Курца. Белый же показывает Дарьяльского в детальном контексте хлыстовс­ких ритуалов. Духовная власть их лидера Кудеярова над интел­лектуалом Дарьяльским — очередной пример отрицательной гегемонии — в повести абсолютно ясна. Религиозные новации Курца были «эффективны»: с помощью изобретенных им риту­алов он собирает слоновую кость. Колониальная власть требу­ет не искоренять местные обычаи, но реконструировать их изнутри и дать возможность Человеку Культуры эксплуатиро­вать их в своих особых интересах. Дарьяльский потерпел не­удачу там, где Курц одержал победу. Но, как показывают лите­ратура и история, оба проекта были обречены.

Двойник и чудовище

Доведенная до крайности, ситуация внутренней колониза­ции возвращает нас к идеям Жирара о «кризисе различия» и «чудовищном двойнике». В мифологии и литературе, пишет Жирар, двойник и чудовище — часто одно и то же, и никто не понимал их динамики лучше, чем Достоевский (Girar 1995:160— 161). Жирар не объясняет, почему Достоевскому удалось дос­тичь того, что не получалось у других авторов, начиная с Со­фокла? Новое прочтение ключевого для Достоевского текста — повести «Двойник» — помогает понять исторические источни­ки его вдохновения.

Как и в «Носе» Гоголя, герой — мелкий петербургский чи­новник Голядкин — встречает своего двойника. Этот клон но­сит то же имя и занимает ту же должность, но ведет себя попе­ременно как друг и враг. Хуже всего то, что двойник всегда быстрее и умнее оригинала и его больше любят. Голядкин, ра­зумеется, сумасшедший, но не понимает этого. Для него эти настойчивые появления двойника — личная и всеобщая ката­строфа, переворот в самом сердце социального порядка. Он поражен, что другие не разделяют его чувства. Сюжет развива­ется в тесном социальном пространстве, которое определяет­ся как перевернутая пирамида власти, от толпы начальников Голядкина, которые все одинаковы, до его слуги Петрушки. Го- лядкин недоволен собой и своим местом в мире, всегда пыта­ется быть кем-то другим, занять чужое место, стать самозван­цем. Он нанимает карету, приличную более высокому чину, бесцельно гоняет ее по городу, приценивается к дорогим и не­нужным вещам, обещает прийти и заплатить и не делает этого. Живя в системе сословий и чинов, Голядкин пытается быть кем- то другим, за что его наказывает другой, становясь им самим, — его двойник.

Голядкин живет в Петербурге, но родом «не здешний», что делает его чужим для коллег, которые чуть раньше приехали в столицу. И все же он дворянин, у него есть квартира, слуга и сбережения. Согласно Табели о рангах он имеет девятый чин титулярного советника, что давало ему личное дворянство со многими сословными правами, в том числе свободой от теле­сных наказаний. Следующий, восьмой, чин коллежского асес­сора, дававший потомственное дворянство с правом владеть крепостными (тот самый, что получил гоголевский Ковалев за свою службу на Кавказе), Голядкин никогда не получит. И все же он по закону и статусу — господин, только его разум и речь на­столько разрушены, что Голядкин выглядит и говорит так, будто себе не принадлежит: два, но меньше чем один. Теперь, когда Голядкин одновременно находится в двух местах, взгляд власти не может контролировать его. За это он дорого заплатит.

Горизонтальные отношения у Голядкина складываются толь­ко с его клоном, только тот его понимает, когда хочет. Субъективность Голядкина ужасающе безмирна, что характер­но для русских историй с двойниками. Голядкин и так лишен любопытства, а по мере того, как его мир сосредотачивается на двойнике, его интерес к своим и чужим делам совсем про­падает. В повести нет ни слова о крепостных, чей далекий труд снабжает жалкое существование чиновника предметами необ­ходимости, а иногда и роскоши; слуга Петрушка — постоянный предмет соперничества Голядкина с его двойником. Из текста мы так и не узнаем, в каком министерстве служит Голядкин, но его немногие интересы связаны с Востоком, как его тогда по-

373