Ýòêèíä À. Âíóòðåííÿÿ êîëîíèçàöèÿ (Áèáëèîòåêà æóðíàëà «Íåïðèêîñíîâåííûé çàïàñ») - 2013.djvu

Так Хомяков и его сторонники перешли от романтическо­го национализма к коммунитаризму, который ставил обычай выше закона, устное выше письменного и общину выше лично­сти. Вслед за Гакстгаузеном консервативно настроенные славя­нофилы утверждали, что именно России принадлежит первен­ство в этих антисовременных ценностях и что община убережет империю от революции. Чуть позже, однако, особое значение общины признали и радикалы, которые верили в за­падную идею социализма, но утверждали, что у России особый путь к этому будущему. Незадолго до ссылки в Сибирь Николай Чернышевский развивал теорию, что благодаря общинному землевладению Россия сможет избежать разрушительного ка­питализма. Поскольку социализм тоже будет строиться на принципах общественной собственности, Россия «прыгнет» в социализм прямо из ее нынешнего общинного состояния, ми­нуя капитализм (Чернышевский 1856; Богучарский 1912; Walicki 1969; Dimou 2009). Националистические движения в британских и французских колониях похожим способом ут­верждали свои отличия, интерпретируя «Запад» как погрязший в материализме и индивидуализме, а свою культуру — как ду­ховную и коммунитарную (Chatterjee 1993). Идеи консерватив­ного Гакстгаузена оказались важны для международного лево­го движения. Прочитав его книгу, Фридрих Энгельс начал изучать русский язык. И в своем трактате «О происхождении семьи, частной собственности и государства», и даже в «Мани­фесте Коммунистической партии» Энгельс ссылался на Гакст­гаузена и его открытие русской общины. Правда, Маркс отно­сился к этому скептически (Eaton 1980: 108; Shanin 1983).

Соединив социализм с национализмом и смешав этногра­фию, экономику и политику, община стала поистине великой идеей — большим нарративом русской интеллектуальной ис­тории. Правовед Борис Чичерин, в будущем выдающийся поли­тический философ и московский городской голова (демокра­тически избранный мэр Москвы, 1882—1883), критиковал общинную теорию в статье, которая вызвала бурное обсужде­ние. Начав свой обзор 1856 года с Гакстгаузена, «одного из са­мых умных путешественников, посещавших Россию», Чичерин не оспаривал открытие общины, но давал ей иную интерпре­тацию. «Неужели, как утверждает барон Гакстгаузен, русская история играла только на поверхности народа, не касаясь низ­ших классов народонаселения, которые остались доныне при своих первобытных гражданских учреждениях?» (Чичерин 1856: 376—379). На самом деле уже в Московском государстве, считал Чичерин, «княжеская власть сделалась единственным двигателем народной жизни», а общинная собственность ис­чезла, «не оставив по себе и следа». Власть Рюриковичей, при­знавал он, была посторонней крестьянскому населению: «Князь пришел с дружиною на север как посредник, а на юге и в боль­шей части России явился завоевателем» (Чичерин 1856: 376— 379). Читая владельческие грамоты XVI века, Чичерин показы­вал, что земли продавались и покупались без участия общины, но пустые участки земли раздавались вновь приходящим кре­стьянам на основе ее решения. Сам князь был пришлым коло­низатором, и община тоже оказывается институтом освоения захваченных земель1. Сегодня подход Чичерина назвали бы ревизионистским. Община является «новым учреждением», писал Чичерин; она возникла на остатках «первобытных» ин­ститутов, но в ее нынешнем виде создана государством в целях налогообложения. В сущности, Чичерин понимал общину как частичный аналог немецкого городского самоуправления. Не упоминая немецких колоний, которые, наверно, сыграли свою роль в практическом переносе этого опыта на русские земли, Чичерин датировал этот перенос той же эпохой Екатерины И. Убежденные противники Чичерина отстаивали древность об­щины, ее расовую связь со славянством и постоянное присут­ствие в русских и сербских летописях.

Пока интеллектуалы спорили о происхождении общины, ее реальная власть в сельской России только возрастала. Освобо­див крестьян от помещика и создав новые земские институты для дворян, реформы Александра II усилили зависимость кре­стьян от общины. Потом, ближе к XX веку, община стала глав­ным предметом борьбы между правительством и радикалами- народниками. Теперь правительство хотело сделать крестьян независимыми от общины и вывести общинные земли на ры­нок, а народники, среди которых было все больше террорис­тов, считали такие попытки предательством (Богучарский 1912; Gleason 1980; Wcislo 1990).

Чичерин показал, что община была основана на обломках традиционного права в XVIII веке — как раз в то время, когда