Итак, Курт намеренно, в обход решения брата, выбрал покои, связанные тайным ходом с иными помещениями замка; он только что был здесь и разминуться со мной мог одним лишь способом: воспользовавшись потайным ходом. Не затем ли я был изгнан с королевского ложа, как досадная помеха планам государя? Жалкий фаворит, неуместный свидетель переговоров, извращенных утех или (ледяной ужас по позвоночнику) заранее продуманного убийства?
Куда вел этот ход? В покои Альберта? Прямиком в кровать герцогини?
Ведомый ревностью и тревогой я вновь сунулся, куда меня не приглашали, я стал искать рычаг, открывающий дверь, но хватило простого нажатия на панель, и она с тяжким стоном отошла в сторону, открывая зияющую черную дыру, идущую в никуда.
Кто-то неплотно прикрыл дверь?
Я не рискнул сунуться туда со своей дурацкой свечой; я вспомнил про карманный фонарик Мак-Феникса, перерыл его сумку в спальне, но фонаря не было. Вероятно, Курт захватил его с собой; я представил, как сталкиваюсь с лордом в узком коридоре, содрогнулся от воображаемых последствий, воочию увидев окровавленный нож в его руке; потом представил, что заблудился в этом замкнутом пространстве, самым идиотским образом угодив в ловушку, и очень живо нарисовал своим больным воображением, как лет через двести находят кости доктора Джеймса Патерсона, психиатра, успевшего кровью вывести на стене имя своего возлюбленного и убийцы…
Увы, даже столь красочные картины не остановили меня, не задержали на краю обрыва, ревность моя была столь велика, что застилала глаза и лишала рассудка.
Так вот зачем ты хотел избавиться от меня, Курт Мак-Феникс! Значит, я должен был уехать и развязать тебе руки?!
Слова герцогини всплыли в памяти и прочно обосновались там, никчемные слова, пропущенные мимо ушей, но оказавшиеся медленным ядом. Что у меня осталось в жизни своего? Вся моя жизнь была положена к ногам Мак-Феникса, ему действительно хватило бы и шага, чтобы растоптать ее целиком. Подошва ботинка, занесенная над головой умирающего психиатра, сумбурная картина чокнутого гения Роба Харли, мое незавидное будущее. Как допустил я, специалист, подобный расклад сил, отчего позволил пациенту подобную власть над собой, ведь он целенаправленно добивался мой рабской покорности! Верный пес Джеймс Патерсон, красивая игрушка знатного лорда!
Меня кидало из одной крайности в другую, но, увы, я был болен и не замечал опасных симптомов. Любовь, такая сильная и страстная, как моя, – состояние крайностей, по-другому ей невозможно определить себя в пространстве. Я жил, точно потерпевший крушение в бурном море, с волны в бездну, от надежды к отчаянию и ярости. Я слишком болен был Мак-Фениксом, я начинал воспринимать происходящее с его позиций, я перестал различать полутона.
Я достал мобильный телефон, помимо разных наворотов он таил в своем корпусе маленький фонарик; безделица, подарок Курта, он должен был сослужить мне службу так или иначе. Я задержал дыхание и сосчитал до двадцати шести, но решение мое не стало глупым бредом, бессмысленной затеей, оно только окрепло и зудело в голове дурацким комаром; я шумно выдохнул и сделал шаг навстречу судьбе.
Не берусь достоверно описать свой путь по лабиринту средневекового замка, сырость, холодные стены, мигание фонарика и все уменьшающаяся зарядка телефона. Я спотыкался, брел почти на ощупь, но на благо мое и погибель ход оказался коротким, скоро я увидел свет из другой неплотно прикрытой двери и вот тогда уже услышал голоса, точно в дурном малобюджетном сериале. Стараясь ступать как можно тише, я подкрался к каменной панели, отведенной в сторону хитрым механизмом, и прислушался.
Курт Мак-Феникс был там!
А еще…
– Габриель! Ты с ума сошел, милый!
Герцогиня!
– Помилуй, Анна, в чем же мое сумасшествие? Я предложил решить дело миром, ты не расслышала? Предложу еще раз. Десять миллионов фунтов стерлингов отступных. Ты умеешь только тратить, Анна, мой фамильный счет трещит по швам. Оставь мне эти проблемы. Ты получишь хорошее содержание, твой титул останется при тебе, но при этом ты обретешь свободу. Посмотришь мир, вылечишь Альберта. Ты молода, красива, на свете тьма миллионеров, чьи земли обширнее и веселее этих, владельцы островов и замков на Луаре, охоться, Анна, играй, оставь мне лишь то, что мое по праву.
– Откуда ты возьмешь такие деньги, милый?
– У меня они есть.
– Ах, они у тебя есть? Что ж, предложение щедрое, Габриель, но какая жалость, что ты стал таким мягкотелым!
– Анна!