Это я придумал все наши сигналы. Все до единого, Гэб только фыркал и соглашался, туман так туман. Опасность, кругом враги, немедленно уходим! И мы срывались с места с азартными воплями. «Туман с озера» – приказ к отступлению. Раньше все было просто, «сарай» был убежищем на все времена, здесь хранился запас сухарей, воды, «сарай» был центром всех наших игр, нашей базой, да просто центром, находясь ровно посередине пути от Дома на Плато к замку Дейрин. А вот сейчас я сидел на обгорелом мерзлом бревне и думал, что делать дальше. Куда теперь идти?
Обманул. Оставил. Предал. Прости, мой король.
Но зачем ты признался в том, чего не совершал? Или… Но все равно, зачем?!
Зачем ты мне позвонил? Добить мое сердце, подтолкнуть меня к краю обрыва?
Ищейка, полицейский, предатель. Добился своего, выжал из него признание, скотина. Да, добился своего! Теперь и сдохнуть можно? Отыграл, не нужен?
Или дело в сигнале? И задача прежняя? Выжить и не сойти с ума?
Я не мог больше думать. Не мог вспоминать. Я устал.
Отсюда у меня был только один путь. В замок. В подземелья замка. Путь, которым в «сарай» добирался Гэб.
А впрочем… Я по-прежнему хотел увидеть море. Всегда хотел видеть море, всегда…
Я знал, как пройти сквозь подземелья к перевалу. И как через перевал выйти к морю.
Я это помнил. Часть системы ходов замка Дейрин, мы едва не заблудились там с Гэбом, целый день бродили, я подвернул ногу, и он нес меня на закорках…
Я мог попасть куда угодно в обход всех постов, я мог прийти прямо к Слайту и рассказать ему обо всем… Но я не мог.
Мне не к кому было идти. Сбежав, я попадал в розыск. Сбежав, я подставлял Слайта.
Но я не мог вернуться, я никому не верил. Совсем никому. Детский сигнал въелся в мой погибающий мозг. Кругом опасность, кругом враги. Туман идет с озера, Джимми.
Во всем мире остался лишь один человек, который мог меня спасти. В единственном месте, где я мог выжить и не сойти с ума.
***
Плакат на стене. Объявление по радио. Целая передача по телевизору, снова и снова.
Разыскивается доктор Джеймс Даниэль Патерсон, психиатр. Второе имя – Джимми Мак-Дилан.
Свидетель по делу об убийстве герцогини Бьоркской. Подозреваемый по делу об убийстве герцогини Бьоркской. Кто угодно по делу об убийстве, только найдите его живым.
Приметы. Привычки. Фото фас и профиль, видео. Вознаграждение.
Разыскивается снова и снова, разыскивается всеми.
Перекрыты аэропорты, проверка документов в поездах и наземном транспорте. Облавы по притонам…
Вся королевская конница…
Вся королевская рать…
***
Доктор Джереми Йорк откладывает в сторону потрепанные тетради и достает фотографию из старого альбома.
«Джимми и Гэб на краю обрыва».
Два мальчишки, постарше и помладше. Джеймс трусит, это видно, он всегда побаивался высоты и всегда боролся с этим страхом, вон, поджимает губы и выпячивает грудь. Герой. А Гэбу по фигу, обрыв, не обрыв, он вообще не здесь, где-то в своих мыслях, уже тогда в другой реальности, где ему все простится и сойдет с рук, он, возможно, и не видит этого обрыва, потому что не смотрит под ноги. Всегда смотрит вперед, только вперед. А живет в прошлом.
Страшный человек.
Доктор Йорк швыряет фото и подходит к окну. Смотрит в мокрое стекло, по которому все бьет и бьет первым ливнем, на просыпающийся сад в потеках воды. Скоро здесь будет зелено и свежо. Хорошая идея открыть клинику в Йоркшире.
Джеймс, помнится, хихикал, что Джереми выбирал местность по названию. Йоркширская клиника Йорка. Действительно, смешно.
Джеймс…
Хорошо быть врачом в доме скорби. Какие к нам могут быть вопросы, мы живем не в вашем грубом мире, у нас тишина и покой, иные, недоступные вам, нормальным людям, заботы.
Полиция пришла и ушла. Толком ничего не осмотрев. Да и зачем? Все, кто обитают в этих стенах, – неподсудны. У них свой ад, уже на земле.
Никто из персонала не опознал предложенные фотографии.
Да и не мог никто их опознать. Никто не видел в этой клинике красивого, уверенного в себе, улыбчивого парня лет тридцати. Никто не сопоставил черты его лица с чертами другого, измученного, изможденного, побритого налысо человека без имени, принесшего с собой лишь пару тетрадей и альбом с потрепанными кусочками прошлой жизни. Здесь было много таких постояльцев. Йорк никогда не спрашивал, где он блуждал две недели, какими тропами добирался до него, единственного человека, которому верил. Да и вряд ли сам пациент помнил об этом. Что ж, Джереми Йорк не солгал служителям закона: тот, кто метался в бреду в одной из палат его клиники, никак не мог быть доктором Патерсоном, психиатром, не был им, даже близко. И этот изувеченный душою человек был неподсуден, в чем бы его ни обвиняли!
Доктор Йорк убирает дневники в сейф, запирает кабинет на ключ.
Идет в палату №23.