За девятое небо

– Я дальше не пойду. – Борислав остановился, смотря на открывшуюся взору Царскую площадь, где творилось неясное: всполохи ворожбы освещали густую тьму, разливаясь по мощным колоннам ристалища, куполу Великого Свагобора и теремам. За ристалищем клубился мрак, скрывая часть Дворцовой площади.

Иван и Ратибор остановились тоже.

– Если там волхвы с Тьмой борются, я тоже не пойду, – покачал головой Иван. – Лучше уж наказание от Мормагона или от Ачима.

Ратибор молча кивнул и невольно положил руку на меч, хотя против ворожбы сталь бессильна.

Мимо бежали, молясь Богам, какие-то люди; Тьма же, наоборот, стекалась к сердцу Солнцеграда.

– Что будем делать? – Иван посмотрел на Ратибора.

Несмотря на то, что слава Ратибора осталась в прошлом, его друзья по-прежнему слушались его, будто старшего.

– Идти обратно, – покачал головой Ратибор. – Уборные мыть нынче безопаснее, нежели…

Ратибор не успел договорить: из клубов тьмы вырвалась окружённая светом фигура и со всех ног бросилась в сторону Царской дороги, к витязям. Ратибор тут же выхватил меч, Иван и не дышащий от страха Борислав – тоже.

Следом за странным беглецом рванула тьма, но окружённый сиянием некто развернулся и, отбив мрак, продолжил бежать.

Ратибор всматривался во тьму, не зная, бежать ему или оставаться на месте. К ним приближалась окружённая сиянием Слов волхва в белых одеждах – тьма вновь и вновь бросалась к ней, но, каждый раз встречаясь со вспышкой света, отступала.

– Кажется, она не совсем навь, – робко предположил Иван, пятясь.

– Видишь, сколько у неё силищи – сама справится! – заметил Борислав. – Надо уйти с её пути, а то, чего доброго, тьма и нас настигнет.

Но витязи, заворожённо глядя на битву волхвы и тьмы, медлили – происходящее настолько страшило и завораживало, что нельзя было оторвать взора. Белая волхва на бегу отбивала атаки тянущего к ней скрюченные руки мрака вновь и вновь, и серебристая ворожба озаряла площадь и небо мерцающим кружевом. Со ступеней теремного дворца спустилась женщина в царском платье, ведя ещё умертвий за собой, и побежала за волхвой.

Волхва, почти достигнув витязей, остановилась и, обернувшись к преследующей её тьме, что-то из последних сил прошептала, отчего мерцающая паутина Слов стеной сковала мрак.

Девушка, тяжело вздохнув, отвернулась от тьмы и медленно двинулась по Царской дороге – она даже не обратила внимания на троих витязей, что, замерев, смотрели на неё. Платок с головы волхвы сполз, волосы выбились, плащ был порван, да и сама дева выглядела отощавшей, будто узница.

– Может, всё же навь? – спросил Борислав, и девушка, вздрогнув, обернулась на него. Во мраке было сложно различить её глаза, но от взгляда волхвы молодому витязю стало не по себе.

– Не уйдёшь! – раздался позади вскрик, и Борислав, Иван и Ратибор, вздрогнув, обернулась: сквозь мерцающую паутину серебряных Слов волхвы пыталась прорваться сама Мирослава, облик которой был известен всему Солнцеграду.

Волхва, оторвав безумный взор от стражей, медленно подошла к сияющей ворожбе.

– Тебе не по силам убить меня, – прохрипела. – И знай, когда отец вернётся, он казнит тебя! – голос волхвы стал таким ледяным, что витязи невольно шагнули от неё дальше.

Мирослава зашипела, ворожа, – её холодная Песнь чёрными иглами впивалась в серебряный узор.

– Царевна Злата, – не поверив, пробормотал Борислав, и волхва резко обернулась, отчего платок ещё больше сполз с её головы, открыв спутанные волосы.

Ратибор сердито посмотрел на Борислава, Иван пихнул нерадивого витязя в бок, и тот невольно прикрыл рукой рот.

Волхва некоторое время стояла, не шевелясь, а потом вдруг безумно рассмеялась.

– Не похожа, да? – произнесла то ли с сожалением, то ли с печалью.

– Я убью тебя! – вскрикнула Мирослава вновь, когда её ворожба осыпалась, так и не пробив сплетённую Златой паутину Слов.

– Н-нет, п-почему, п-похожа, – выдавил из себя Борислав и натужно улыбнулся.

Волхва, сморщившись, махнула на него рукой и отвернулась.

– Ты хоть иногда молчи, – прошептал Бориславу Иван.

Борислав робко кивнул, не отрывая взора от волхвования Златы: царевна низко зашептала, и её шёпот рождал новые узоры света, что опутывали чёрный мрак, разрушающий её прежнюю ворожбу.

Мирослава, разозлившись, запела ледяную Песнь, и умертвия, следуя её Слову, бросились, обратившись в туман, на ворожбу Златы – сизый дым, шепча, рвал серебряные нити. Царевна зашептала сильнее, сковывая светом прорывающуюся тьму.

Борислав и Иван невольно пятились назад, Ратибор же хмуро смотрел на Злату – царевна едва держалась на ногах, но продолжала ворожить.

Злата, из последних сил обратившись к серебряной Песне, ощутила, как Свет, забрав все силы, покинул её – Солнцеград озарила ослепительная вспышка, что, обратившись в мерцающую паутину, сковала прорвавшуюся было тьму.

Царевна медленно отступила назад: за сияющей вязью, опутавшей всю Царскую площадь, что-то кричала Мирослава, и умертвия стремились прорвать свет.

Иван и Борислав, затаив дыхание, остановились, смотря, как и Ратибор, на представшее зрелище – они впервые видели, чтобы кто-то обладал такой Силой.