Загадка народа-сфинкса. Рассказы о крестьянах и их социокультурные функции в Российской империи до отмены крепостного права

Кончив эту книгу, желаю, чтоб вы читали ее с удовольствием и пользою и чтобы старались исправлять себя подобно Мирону, Егору, Игнату и другим описанным здесь. Это поведет вас, друзья, к счастливой жизни на земле и к приобретению Царствия Небесного. Ежели хотя один из русских простолюдинов сделается лучше от чтения моей книги, то я буду считать себя истинно счастливым и вполне вознагражденным за труд мой[604].

Наиболее известным в историографии издательским проектом этого периода крестьянского просвещения, без сомнения, является журнал «Сельское чтение», издававшийся Одоевским и Заблоцким-Десятовским в 1843–1848 гг.[605] Истоки, контекст и содержание этого журнала, вышедшего совокупным тиражом около 40 тысяч экземпляров, впервые были описаны еще в рецензиях Белинского и неплохо изучены, поэтому я акцентирую лишь важные для меня аспекты. Будучи изданием сложносоставным, каждая книжка «Сельского чтения» представляла собой своего рода мини-энциклопедию, включавшую практические хозяйственные советы, притчи, расчеты-инструкции, образовательные тексты разной тематики и, наконец, фикциональные рассказы[606]

. Последние варьировали в длине – от кратких анекдотов и былей до полноценных повестей, написанных известными беллетристами 1840‐х гг.: в книжке первой (1843) вышел рассказ Загоскина «Отец Василий», в книжке третьей (1843) – «Нечистая сила» Соллогуба, в четвертой (1844) – «Хмель, сон и явь» Даля (перепечатка из «Москвитянина», 1843, № 2).

За несколько лет до «Сельского чтения», в 1839 г., Бурнашев, скандально известный в свое время чиновник, литератор, детский писатель и мемуарист, выпустил уже упомянутую пространную повесть «Сельский староста Мирон Иванов», которую перепечатал почти без изменений, но под другим названием – «Село Печорино» – в следующей своей народной серии «Воскресные посиделки. Книжка для доброго русского народа» 1845 г. (пяток[607]7–10). Похожее по структуре и композиции на «Сельское чтение», это издание Бурнашева также содержало несколько фикциональных рассказов, которые попадают в наш корпус: «Мешок с полуимпериалами» (1844, пяток 1) и «Золото в руках бедной швеи» (1844, пяток 4).

За год до первой книжки «Сельского чтения» Федор Русанов выпустил том «Русских простонародных рассказов. Опыт издания для народного чтения» (М., 1842), до 1860 г. выдержавший 10 переизданий. Из этого сборника нас будет интересовать в первую очередь рассказ «Честный извозчик».

Замыкает первую волну дидактических изданий «Народное чтение» Марии Корсини (1851), состоявшее из двух выпусков. Если первый был наполнен короткими нравоучениями и притчами, то во втором появился небольшой «Рассказ о сапожнике Терентье и о его семье».

Всплеск первой волны изданий для народного чтения пришелся на середину 1840‐х гг. и сошел на нет к 1852 г. Вторая волна предсказуемо была связана с подготовкой отмены рабства и выпала на 1859–1861 гг., когда в Петербурге под редакцией А. Оболенского и Г. Щербачева выходил журнал «Народное чтение». На его страницах наряду с инструктивными текстами было опубликовано 6 следующих фикциональных рассказов, принадлежавших перу как известных, так и второстепенных авторов: «Надёжа» (1859. Кн. 1), «Катерина» (1859. Кн. 2), «Саша» (1859. Кн. 3) Марко Вовчок; «Шелковый платок, деревенская быль» М. Л. Михайлова (1859. Кн. 4); «Антип» Ив. Кушнерева (1860. Кн. 2); «Пропащая голова» А. С. Афанасьева-Чужбинского (1861. Кн. 1).

Таким образом, мой корпус фикциональных текстов для народного чтения составляет 15 рассказов, опубликованных с 1839 по 1861 г. и позволяющих выяснить, каким образованные авторы представляли себе типичного крестьянина и какие качества чтение должно было культивировать. Из текстов первой волны чтения для народа в культурной памяти остались, пожалуй, лишь некоторые рассказы из «Сельского чтения», поскольку издание высоко оценил Белинский[608]. Книги же Бурнашева были им сурово раскритикованы как вредные для крестьян и эстетически беспомощные, поэтому у них не было шансов. Десять переизданий книги Русанова, которые не удостоились критических отзывов, напротив, говорят о высоком спросе читающей (скорее всего, городской простонародной) публики 1840–1850‐х гг. Пренебрежение Белинского к Бурнашеву и забвение других изданий для народа не делают их неинтересными для современного исследователя. Напротив, это вычеркивание из истории литературы указывает на вымерший пласт словесности, которая требует археологических разысканий.

Конструирование патриархального крестьянского субъекта