– Вот так же… вот так… вот так же! – приговаривал Василь, целуя ее раз по пяти, не отдыхая, да опять вновь за то ж… И потом уже не может и слова вымолвить… А Маруся лежит у него на руках, и
,– Отак же… отак… отак же!.. – приговорював Василь, цілуючи її раз п’ять не віддихаючи, та вп’ять знову за те ж… та аж вже не зміг і слова промовити… А Маруся лежить у нього на руках і сама себе не тямить,
Примечательно, что Квитка переключает режим через выражение «не помнить себя», передавая смешанность ощущений Маруси и сложный комплекс беззаветной страсти и в то же время легкого страха от возможного соскальзывания в интимную близость. Столь же легко в последних предложениях через фокализацию героини подается и фокализация Василя – двойное преломление субъективности.
Не умножая примеры подобной техники из текстов Квитки[810]
, подчеркнем, что сложные стратегии автоперевода и создания как гибридного дискурса, так и крестьянской субъективности в его текстах еще потребуют скрупулезного изучения[811]. Однако уже сейчас можно констатировать, что, несмотря на архаичную идилличность их жанрового модуса, нарративная техника и голос Основьяненко в литературном контексте выглядели далеко не так традиционно, как считают многие исследователи, и предлагали новые формы и модели для конструирования крестьянских субъектов.Марко Вовчок: сказ и фиктивные автобиографии крестьянок