– Кто? Это отличный вопрос. Зачем? Хотел бы я знать! Когда? Я покинул эту комнату час назад, стало быть, не раньше. Что до запертых дверей – в них обычные замки. Возможно, к любому из них может подойти ключ от какой-то другой спальни на этом этаже.
Мы ошарашенно переглядывались. Пуаро отошел к камину. Внешне он был абсолютно спокоен, но когда он из свойственной ему любви к порядку и симметрии опять принялся переставлять безделушки и вазочки на каминной полке, я заметил, как сильно трясутся его руки.
– Значит, дело было так, – сказал он наконец. – В этом бюваре хранилась какая-то бумага – возможно, абсолютно пустякового содержания, но эта улика способна связать убийцу с совершенным им преступлением. Вопрос жизни и смерти – успеть уничтожить документ до того, как он будет обнаружен и его значение будет оценено по достоинству. Поэтому убийца идет на риск – на огромный риск – и прокрадывается сюда. Обнаружив, что бювар заперт, он вынужден взломать его, хотя тем самым сразу дает нам понять, что здесь кто-то побывал. Так отчаянно рисковать можно только ради чего-то чрезвычайно важного.
– Но что же это такое?
– А-а! – вскричал Пуаро, потрясая кулаками. – То-то и оно, что я понятия не имею! Какой-то клочок бумаги – возможно, та самая записка, которую Доркас видела в руках хозяйки прошлым вечером. А я, – тут его гнев, наконец, вырвался наружу, – я жалкий кретин! Не предусмотреть такой возможности! Трижды остолоп! Какая идиотская безмозглая щепетильность – оставить бювар здесь! Я должен был забрать его с собой! А теперь этого письма нет, оно уничтожено – но… уничтожено ли? Может быть, еще есть шанс? Надо перевернуть вверх дном все в этом доме!
Охваченный безумием, он пулей вылетел из спальни, а я был так ошеломлен, что не сразу смог прийти в себя. Когда я выбежал следом за Пуаро, он уже скрылся из виду.
Мэри Кавендиш стояла на площадке, откуда лестница расходилась в двух направлениях и смотрела вниз, в сторону холла, где скрылся детектив.
– Что стряслось с вашим эксцентричным маленьким другом, мистер Гастингс? Он только что пронесся по лестнице как смерч.
– Кое-что его сильно расстроило, – уклончиво промямлил я. Я ведь не знал, хочет ли Пуаро, чтобы я хоть что-то рассказывал. Заметив тонкую улыбку, скользнувшую по выразительным губам миссис Кавендиш, я поспешил перевести разговор на другую тему:
– Они ведь еще не встретились, правда?
– О ком вы говорите? Кто не встретился?
– Мистер Инглторп и мисс Говард.
Она как-то странно на меня посмотрела.
– По-вашему, если они встретятся, произойдет нечто ужасное?
– А вы так не думаете? – Признаться, я несколько опешил.
– Нет. – Она улыбалась своей непостижимой улыбкой. – Я не против послушать добротную, основательную свару. Это разрядило бы атмосферу. А то мы все так много думаем и так мало говорим нынче.
– Джон считает иначе, – заметил я. – Он стремится во что бы то ни стало не допустить их столкновения.
– Ах, Джон!
Что-то в ее тоне меня задело за живое, и я выпалил:
– Старина Джон ужасно славный парень.
Она с любопытством изучала меня минуту или около того, а затем, к моему великому удивлению, сказала:
– Вы верны своему другу. За это вы мне нравитесь.
– А разве вы мне не друг?
– Я не умею дружить.
– Зачем вы такое говорите?
– Потому что это правда. Сегодня я мила со своими друзьями, а завтра я ими пренебрегаю.
Не знаю, что на меня нашло, но я почему-то разозлился и довольно бестактно ляпнул:
– И все же с доктором Бауэрштейном вы милы постоянно!
Я тут же горько пожалел о своих словах. Ее лицо застыло, точно стальное забрало опустилось, скрыв от меня живые женские черты. Она молча повернулась и быстро пошла наверх, а я стоял, как идиот, пялясь ей вслед.
Я пришел в себя, лишь заслышав внизу страшный шум. Пуаро бегал из комнаты в комнату, объясняя всем и каждому, что именно он разыскивает. Меня охватила досада, что все мои дипломатические усилия пошли насмарку. Маленький бельгиец, похоже, решил посвятить в тайну всех обитателей дома, что лично я счел крайне неразумным. В который раз меня охватило сожаление, что мой друг так легко теряет голову в минуты волнения.
Я быстро сбежал по ступенькам, и завидев меня, Пуаро мгновенно успокоился. Я отвел его в сторонку.
– Дорогой мой, где же ваш здравый смысл? Неужели вы не понимаете, что, сообщая всем и каждому о краже, вы играете на руку преступнику?
– Вы так думаете, Гастингс?
– Я в этом уверен.
– Что ж, мой друг, впредь буду слушаться ваших советов.
– Хорошо бы, да только, боюсь, уже поздно.
– Увы.
Пуаро выглядел таким удрученным и пристыженным, что мне стало его жаль, пусть он и заслужил мой благоразумный упрек.
– Что ж, – вздохнул он. – Делать нечего, мон ами.
– Вы уже все осмотрели?
– На данный момент да. Пойдете со мной в деревню?
– Охотно.
Пуаро взял свой чемоданчик, и мы направились к открытому окну гостиной. Синтия Мёрдок как раз входила в дом, и Пуаро посторонился, галантно уступая ей дорогу.
– Мадемуазель, задержитесь на минутку.
– Да? – Заинтригованная Синтия повернулась.
– Доводилось ли вам когда-нибудь готовить лекарства для миссис Инглторп?