Загадочное происшествие в Стайлзе

– Не поймите меня превратно. Я была с ним предельно честна. Я сказала чистую правду – что он мне очень нравится, что я надеюсь со временем его полюбить, но отнюдь не испытываю к нему пылкой страсти. Он заявил, что это его устраивает, и вот мы поженились.

Она устремила взгляд в пространство, на ее переносице залегла небольшая морщинка. Казалось, мыслями она перенеслась назад, в те минувшие дни.

– Думаю, поначалу он меня любил. Я даже уверена в этом. Но наверное мы не были удачной парой. Почти сразу же мы отдалились друг от друга. Я довольно быстро наскучила своему мужу и он стал искать утешения на стороне. Подобные признания не слишком-то приятны для женского самолюбия.

Я забормотал что-то, не соглашаясь, но Мэри решительно меня оборвала.

– Шила в мешке не утаишь, да и какое это имеет значение теперь, когда наши пути окончательно разошлись.

– Что вы имеете в виду?

Голос ее был тихим, но твердым.

– То, что я не собираюсь оставаться в Стайлзе.

– Разве вы с Джоном не будете здесь жить?

– Джон может жить здесь сколько угодно, но я не стану.

– Вы намерены от него уйти?

– Да.

– Но почему?

Она долго молчала и наконец сказала:

– Возможно, потому что хочу наконец обрести свободу!

И когда она произнесла эти слова, предо мной внезапно предстали вольные просторы, нехоженые лесные чащи, неизведанные земли. Я осознал, что такое свобода для натуры, подобной Мэри. На мгновение я увидел ее подлинную сущность – гордое, неукротимое создание, для которого оковы цивилизации – точно клетка для птицы, рожденной в горах. Вероятно, она угадала мои мысли, потому что горький крик вдруг сорвался с ее губ:

– Вы не знаете, вам не понять, какой ненавистной тюрьмой был для меня этот дом!

– Я вам сочувствую, – сказал я. – Просто… не надо сейчас совершать опрометчивых поступков.

– О, английская осмотрительность! – В ее голосе слышалась насмешка. И тут у меня вырвались слова, за которые я уже мгновение спустя был готов откусить себе язык.

– А вы знаете, что доктор Бауэрштейн арестован?

С лица Мэри точно губкой стерли всякое живое чувство, оно мгновенно стало надменным и непроницаемым.

– Джон был так любезен, что сообщил мне об этом сегодня утром.

– А вам известно, за что его арестовали?

– Ну, очевидно, за то, что он немецкий шпион. Наш садовник давно его подозревал, так он и говорил Джону.

Ее лицо, голос, выражали лишь холодное безразличие. Значит, она не была влюблена в доктора?

Мэри отошла на пару шагов, склонилась над одной из цветочных ваз.

– Они совсем завяли. Нужно поставить сюда свежий букет. Пропустите меня, пожалуйста. Спасибо, мистер Гастингс.

И едва заметно кивнув мне на прощание, она вышла в сад.

Нет, разумеется, ей нет никакого дела до Бауэрштейна. Ни одна женщина не способна так притворяться, когда речь идет о судьбе ее возлюбленного.

Настал новый день. Пуаро больше не появлялся в поместье. Бесследно исчезли и агенты Скотленд-Ярда. Однако с дневной почтой объявилась новая улика – точнее сказать, улика, на которую мы возлагали надежды, перестала быть таковой. Пришел ответ на таинственное четвертое письмо, которое миссис Инглторп написала накануне своей смерти. Хотя все наши усилия по выяснению его адресата были напрасны, и мы отказались от дальнейших попыток, это обстоятельство выяснилось само собой. Оказалось, миссис Инглторп переписывалась с французским нотным издательством – эти господа сообщили с благодарностью, что получили чек, и с сожалением – что пока не смогли отыскать для заказчицы нужные ей записи русских народных песен. Таким образом рухнула последняя надежда на то, что переписка миссис Инглторп в тот роковой вечер прольет какой-то свет на тайну ее гибели.

Перед чаем я решил прогуляться до деревни и рассказать Пуаро о постигшем нас разочаровании. И возмутился, обнаружив, что он опять куда-то исчез.

– Он что же, снова уехал в Лондон? – спросил я у старого бельгийца.

– О нет, мсье, он спешил на поезд до Тэдминстера, хотел навестить молодую леди, которая работает в госпитале.

– Вот же болван! – взорвался я. – Я ведь ясно ему сказал, что среда – единственный день, когда ее нельзя там застать! Не могли бы вы передать ему просьбу наведаться к нам завтра с утра пораньше?

– Конечно, мсье, непременно передам.

Но и на следующий день Пуаро не дал о себе знать. Тут уж я по-настоящему разозлился. С какой стати он решил, что нас можно так бесцеремонно игнорировать?

После обеда Лоуренс отвел меня в сторонку и спросил, не пойду ли я в деревню навестить своего друга.

– Даже не собирался. Если у него возникнет желание нас повидать, пусть сам приходит.

– Вот как. – Лоуренс, казалось, колеблется, говорить ли дальше. Его странное поведение и взволнованный вид возбудили мое любопытство.

– Если у вас есть сообщение для Пуаро, я, пожалуй, все же наведаюсь в деревню.

– Ничего особо важного, но… если вы все равно туда идете, то передайте ему… – он понизил голос до шепота, – передайте, что я, кажется, нашел лишнюю кофейную чашку!