– Достаточно долго, чтобы джентльмен, некогда-то изучавший медицину, успел удовлетворить свой научный интерес и естественное любопытство.
Наши взгляды встретились. Пуаро был преисполнен самодовольства. Он принялся расхаживать по комнате и мурлыкать какую-то мелодию. Я уставился на него с подозрением.
– Пуаро! Что именно было в этой маленькой бутылочке?
Пуаро сделал вид, что любуется видом из окна.
– Гидрохлорид стрихнина, – небрежно бросил он через плечо и вновь принялся напевать себе под нос.
– Не может быть! – Но я сказал это машинально, ведь на самом деле я совсем не удивился. В глубине души я ожидал такого ответа.
– В чистом виде гидрохлорид стрихнина используется крайне редко – лишь для некоторых пилюль. Для большинства препаратов используют раствор. Вот почему отпечатки на крышке пузырька сохранились со времени вашего визита.
– Как же вам удалось сделать эту фотографию?
– Я уронил шляпу с балкона, – невозмутимо объяснил Пуаро. – Посетителям в этот час запрещено находиться во внутреннем дворе, поэтому, вопреки моим возражениям, коллеге мадемуазель Синтии пришлось спуститься за ней, оставив меня одного в аптеке.
– Значит, вы уже знали что искать?
– Отнюдь. Просто, исходя из вашего рассказа, я понял, что у мсье Лоуренса был доступ к шкафчику с ядовитыми веществами. Предположение, что он что-то там трогал, следовало подтвердить или опровергнуть.
– Пуаро, вы не обманете меня своим легкомысленным тоном. Вы сделали крайне важное открытие.
– Посмотрим. Во всяком случае, одно обстоятельство меня поразило. Несомненно, оно поразило и вас.
– И что же именно?
– Да то, что в этом деле явный переизбыток стрихнина. Мы сталкиваемся с ним уже в третий раз. В тонике миссис Инглторп был стрихнин. Мистер Мейс из аптеки в Стайлз-Сент-Мэри продал кому-то стрихнин, что называется, из-под прилавка. И вот теперь у нас пузырек со стрихнином, которым интересовался один из домочадцев. Это сбивает с толку, а я, как вам отлично известно, не выношу путаницы.
Прежде чем я успел ответить, один из земляков Пуаро постучался и просунул голову в дверь.
– Какая-то дама внизу спрашивает мистера Гастингса.
– Дама?
Я вскочил. На узкой лестнице Пуаро не отставал от меня. В дверях стояла Мэри Кавендиш.
– Я навещала одну старушку в деревне, а поскольку Лоуренс сказал мне, что вы отправились к мсье Пуаро, мне пришло в голову зайти за вами на обратном пути, – пояснила она.
– Какая жалость, мадам! Так значит, это не меня вы решили удостоить своим визитом! – сокрушенно воскликнул Пуаро.
– Как-нибудь в другой раз, если вы меня пригласите, – улыбнулась Мэри.
– Очень хорошо. В любой момент, мадам, если вам нужно, как бы это сказать… исповедаться. – Она слегка вздрогнула. – Помните, что папа Пуаро всегда к вашим услугам.
Какое-то время Мэри пристально смотрела на него, словно пытаясь уловить в его словах более глубокий смысл. Потом она резко отвернулась.
– Что ж, мсье Пуаро, не хотите ли пойти в усадьбу с нами?
– Почту за величайшее удовольствие, мадам.
Всю дорогу до Стайлз-Корта Мэри пыталась казаться оживленной, что-то без умолку рассказывала, но довольно бессвязно. Я заметил, что присутствие Пуаро явно заставляет ее нервничать, и это меня поразило. Погода внезапно испортилась, задул неприятный, почти осенний ветер. Мэри зябко передернула плечами и плотнее запахнула свой черный жакет. Ветви деревьев жалобно зашелестели, точно великан вздохнул.
Мы ступили на крыльцо парадного подъезда и сразу поняли, что случилось неладное.
Нам навстречу выбежала Доркас. Она рыдала и заламывала руки. На заднем плане сбились в кучку остальные слуги – навострив уши, они пытались ничего не пропустить из нового акта семейной драмы.
– Что случилось, Доркас? Да отвечайте же, хватит плакать! – нетерпеливо сказал я.
– Его арестовали! Эти ужасные сыщики – они арестовали мистера Кавендиша!
– Лоуренса арестовали? – У меня перехватило дыхание.
– Нет, сэр. Не мистера Лоуренса. Мистера Джона!
Позади раздался страшный крик. Мэри Кавендиш тяжело повалилась прямо на меня. Я повернулся, чтобы подхватить ее и успел уловить выражение торжества, промелькнувшее в глазах Пуаро.
Глава 11
Версия обвинения
Спустя два месяца состоялся суд над Джоном Кавендишем, которого обвиняли в убийстве мачехи. Не буду подробно распространяться, какими были для нас эти недели. Но должен сказать, поведение Мэри Кавендиш вызвало у меня самую горячую симпатию. Она начала яростную кампанию по защите своего мужа, с негодованием отвергая саму мысль о его возможной виновности. Она не сдавала своих позиций и была намерена бороться до конца.
Я признался Пуаро, как восхищаюсь этой женщиной, и он сочувственно закивал.
– Да, она из тех жен, которые познаются в невзгодах. Когда приходит беда, она выявляет в их натуре все самое благородное и самое истинное. Ее гордость и ревность отступили…
– Ревность? – переспросил я в изумлении.