– А разве вы не поняли, что она необыкновенно страстная и ревнивая женщина? Но сейчас, как я уже говорил, ее самолюбие и ревность отошли на задний план. Она не думает ни о чем, кроме своего мужа и страшной участи, которая ему грозит.
Пуаро говорил очень проникновенно, и я невольно вспомнил тот день, когда он колебался, нужно ли предавать огласке разгадку тайны Стайлз-Корта. Сейчас я был рад, что все решилось без его вмешательства – учитывая его трепетное отношение к «женскому счастью».
– Да, мне до сих пор с трудом верится, – вздохнул я. – Ведь до последней секунды я был уверен, что это Лоуренс.
Пуаро усмехнулся.
– Я знал, что вы подозреваете его.
– Но чтобы Джон! Мой старый приятель Джон!
– Каждый убийца наверняка в свое время с кем-то да дружил, – философски заметил Пуаро. – Нельзя смешивать чувства и разум.
– По правде говоря, я считаю, вам следовало хотя бы намекнуть мне.
– По правде говоря, мон ами, я этого не сделал именно потому, что он был вашим старинным приятелем.
Я с невольным смущением вспомнил, как ошибочно решил, что Пуаро подозревает Бауэрштейна, и с каким самодовольством хвастался Джону, что якобы проник в замысел маленького сыщика. Кстати сказать, Бауэрштейну удалось отвертеться от предъявленного ему обвинения в шпионаже. Для наших властей он оказался слишком умен. И все же, пусть он и вышел на свободу, крылья ему основательно подрезали.
На вопрос, считает ли Пуаро, что Джон будет осужден, он, к моему изумлению, ответил, что уверен в обратном.
– Да полно вам, Пуаро, неужели вы считаете, что его оправдают?
– Друг мой, я ведь все время вам твердил, что не располагаю никакими вескими уликами. Одно дело знать, что человек виновен, и совсем другое – суметь это доказать. В этом деле все доказательства лишь косвенные, вот в чем беда. Мне, Эркюлю Пуаро, известна правда, но в этой цепи не хватает последнего звена. И если я не найду это недостающее звено… – Он в унынии покачал головой.
– Когда вы впервые заподозрили Джона Кавендиша? – немного помолчав, спросил я.
– А вы что же, совсем его не подозревали?
– Ни в малейшей степени, клянусь вам.
– Даже учитывая содержание беседы между миссис Кавендиш и ее свекровью, обрывок которой вам удалось подслушать? Даже после дознания, на котором супруга мсье Джона запиралась так откровенно и неумело?
– Не понимаю, о чем вы говорите!
– Ну как же вы не сложили два и два и не сообразили, что если Альфред Инглторп не ссорился с женой – а вы же помните, как упорно он отрицал это – это значит, что вторым участником конфликта был либо Лоуренс, либо Джон. Но если с миссис Инглторп повздорил младший пасынок, у Мэри Кавендиш не было повода держаться так странно сначала со свекровью, а потом на суде. И напротив, если это был Джон, ее поведение вполне естественно.
Внезапно меня осенило.
– Так значит, это Джон в тот день ссорился с миссис Инглторп? – вскричал я.
– Вот именно.
– И вы все это время об этом знали?
– Ну, разумеется! Ведь только так можно было объяснить загадочное поведение миссис Кавендиш.
– И все же вы утверждаете, что Джон может быть оправдан?
– Не «может быть», а обязательно будет. Впрочем, на предварительном слушании мы узнаем лишь версию обвинения, адвокаты, по всей вероятности, посоветуют своему клиенту воздержаться от дачи показаний до суда. Кстати, мой друг, должен вас предупредить. Я не буду выступать на этом предварительном слушании.
– Что вы такое говорите?
– Официально я не имею к этому делу никакого отношения. И пока я не отыщу последнее звено в своей цепи, я должен оставаться за кулисами. А миссис Кавендиш пусть думает, что я работаю на ее мужа.
– По-моему, это низость! – вознегодовал я.
– Отнюдь. Мы имеем дело с исключительно умным и беспринципным противником, и должны использовать все средства, которые в наших силах, иначе он ускользнет из рук правосудия. Вот почему я старался держаться в тени. Расследование вел Джепп, и все лавры принадлежат ему. Ну, а если меня все-таки вызовут для дачи показаний, – он широко улыбнулся, – то, вероятно, в качестве свидетеля защиты.
Я не мог поверить своим ушам.
– Это вполне распространенная практика, – продолжал Пуаро. – Как ни странно, я могу дать показания, которые опровергнут одно утверждение обвинителей.
– Которое из них?
– То, что касается уничтоженного завещания. Джон Кавендиш здесь ни при чем.
Пуаро оказался сущим пророком. Не стану вдаваться в подробности утомительной процедуры предварительного разбирательства в полиции – слишком уж это скучно. Скажу лишь, что Джон Кавендиш воспользовался своим правом хранить молчание и его дело было должным образом передано в Центральный уголовный суд.
Сентябрь все мы провели в Лондоне. Мэри арендовала особняк в Кенсингтоне, фешенебельном районе на юго-западе. Пуаро был частым гостем в ее доме. Сам я получил работу в министерстве обороны, так что виделся с ними постоянно.