Загадочное происшествие в Стайлзе

Итак, в четыре часа дня Доркас слышит, как разгневанная хозяйка провозглашает: «Я приняла твердое решение. И даже угроза публичного скандала меня не устрашит». Я догадался, что эти ее слова обращены вовсе не к мужу, а к мистеру Джону Кавендишу. В пять часов она в разговоре с Доркас произносит очень похожие слова, вот только уже по другому поводу: «Скандал между мужем и женой – это ужасно. Я предпочла бы все замять, если бы только могла».

Обратите внимание: в четыре часа миссис Инглторп очень рассержена, но владеет собой и преисполнена решимости. В пять она совершенно раздавлена, признается, что испытала сильное потрясение и не знает, что делать. Учитывая психологию индивидуума, я делаю вывод, и уверен, что он единственно верный: во втором случае речь идет совсем о другом супружеском скандале, и на этот раз дело касается самой миссис Инглторп.

Теперь попробуем воссоздать картину событий. В четыре часа миссис Инглторп ссорится с сыном и угрожает ему разоблачением перед женой, которая, кстати сказать, подслушала бо́льшую часть этого разговора. В половине пятого, услышав слова о недействительности документа, составленного до брака, миссис Инглторп пишет новое завещание, в котором отказывает всё мужу. Свидетелями стали два садовника.

В пять часов Доркас застает свою хозяйку в полном унынии, с листком бумаги в руке – письмом, или запиской. Тогда-то миссис Инглторп и приказывает разжечь камин в своей спальне. Видимо, именно за эти полчаса произошло нечто, вызвавшее переворот в ее чувствах. Теперь она так же упорно стремится отменить свое волеизъявление, как перед этим старалась его зафиксировать. Что же случилось?

Насколько нам известно, в эти полчаса она оставалась в полном одиночестве. Никто не входил в будуар, никто не выходил. В таком случае, что же вызвало эту внезапную перемену настроения? Можно только догадываться, но я считаю, что моя догадка верна. В бюро миссис Инглторп не оставалось марок. Мы знаем это, поскольку позже она обращалась за ними к Доркас. Тем временем в противоположном углу комнаты стоит бюро ее мужа, но увы, оно заперто.

Марки требовались ей срочно. Согласно моей теории, она попробовала отпереть крышку собственными ключами. Один из них подходит – я знаю это, поскольку проверял. В поисках марок она на что-то наткнулась – это был тот самый листок, который она, по словам Доркас, позже держала в руке. И он, несомненно, ни в коем случае! не предназначался для глаз миссис Инглторп. Миссис Кавендиш сочла этот клочок бумаги, за который так упорно цеплялась ее свекровь, письменным доказательством неверности мистера Джона Кавендиша. Она потребовала у миссис Инглторп показать ей листок. И хотя та абсолютно чистосердечно убеждала невестку, что письмо не имеет к ней ни малейшего отношения, миссис Кавендиш не поверила, решив, что миссис Инглторп попросту выгораживает пасынка. Надо иметь в виду, миссис Кавендиш – женщина весьма решительная, а под ее безупречной маской сдержанности и холодности бушуют нешуточные страсти. Она отчаянно ревнует своего мужа и твердо намерена во что бы то ни стало заполучить эту бумагу. Ей на помощь приходит случай. Она подбирает с пола отцепившийся от связки ключ, и это ключ от бювара, в котором миссис Инглторп всегда хранит все самые важные бумаги. Несомненно, заветное письмо лежит именно там. И миссис Кавендиш решается на поступок, на который способна лишь женщина, доведенная до предела муками ревности. Вечером, улучив момент, она пробирается в комнату Синтии и отпирает дверь, которая ведет в спальню миссис Инглторп. Вероятно, она смазала петли, позже я обратил внимание, что дверь открывается совершенно бесшумно. Она решила отложить реализацию своего замысла до рассвета, ведь тогда слуги не удивятся, услышав шум и шаги в ее комнате. Миссис Кавендиш облачается в рабочую одежду и тихонько проскальзывает в опочивальню свекрови через комнату мадемуазель Синтии.

Пуаро остановился перевести дух, и тут запротестовала Синтия.

– Я бы непременно проснулась, если бы кто-то ходил по моей спальне!

– Нет, мадемуазель, ведь вы были под действием наркотика.

– Наркотика?!

Вместо ответа Пуаро снова поклонился аудитории.