Загадочное происшествие в Стайлзе

Обвинение утверждает, что в понедельник, 16 июля, подсудимый посетил аптеку в Стайлз-Сент-Мэри, замаскировавшись под Альфреда Инглторпа. Но в указанное время его подзащитный находился в захолустном местечке под названием Марстонс-Спинни, куда был вызван анонимной запиской. Написавший ее шантажист требовал личной встречи, в противном случае угрожал открыть глаза миссис Кавендиш на некоторые обстоятельства семейного характера. Разумеется, подсудимый отправился на место рандеву, и, тщетно прождав там полчаса, вернулся домой. И хотя во время путешествия туда и обратно он не встретил никого, кто мог бы поручиться за правдивость его рассказа, к счастью, записку он сохранил, и она будет предъявлена в качестве улики.

Что же касается смехотворной версии об уничтожении завещания, сэр Эрнест вынужден напомнить суду, что его подзащитный не один год подвизался на ниве юриспруденции и был прекрасно осведомлен, что второй брак его приемной матери автоматически аннулирует завещание, составленное годом ранее в его пользу. Но кто же уничтожил упомянутый документ? Защита предоставит собственные улики, и вполне вероятно, в деле появится новый неожиданный поворот.

Наконец он хотел бы обратить особое внимание присяжных, что на скамье подсудимых в ходе этого процесса могли оказаться и другие лица. К примеру, улики против Лоуренса Кавендиша столь же веские, как и против его брата, а возможно, даже весомей.

И в качестве первого свидетеля он вызывает своего подзащитного.

На свидетельском месте Джон держался отлично – правда, не без умелой помощи сэра Эрнеста. Его показания звучали гладко и правдоподобно. Полученная им анонимная записка была предъявлена суду и передана присяжным для осмотра. А искренность, с которой он признался в денежных неурядицах и разногласиях с мачехой, придала убедительности его заверениям о непричастности к ее убийству.

В заключение Джон сделал небольшую паузу, а затем сказал:

– Мне хотелось бы прояснить одну вещь. Инсинуации сэра Эрнеста Хэвиуэзера в адрес моего брата прозвучали здесь без моего ведома и одобрения. Я категорически с этим не согласен. Уверен, Лоуренс так же неповинен в этом преступлении, как и я.

Сэр Эрнест лишь снисходительно усмехнулся. От его многоопытного взгляда не укрылось, какое благоприятное впечатление это прямодушное заявление произвело на присяжных и публику.

Затем начался перекрестный допрос.

– Здесь говорилось, что в ходе дознания вы даже не заподозрили, что кто-то из свидетелей мог принять ваш голос за голос мистера Инглторпа. Разве это не странно?

– Ничуть. Мне сообщили, что между моей матерью и мистером Инглторпом произошла ссора, и мне никогда не приходило в голову, что на самом деле этого не было.

– Даже когда ваша служанка Доркас повторила кое-какие фразы, прозвучавшие в ходе разговора, у вас не появилось и тени подозрения?

– Я просто забыл, в каких выражениях мы ссорились.

– Должно быть, у вас слишком короткая память!

– Нет, просто мы оба были очень рассержены и, как всегда бывает в таких случаях, наговорили лишнего. На самом деле я тогда едва ли прислушивался к словам матери и постарался поскорее выкинуть их из головы.

Недоверчивое хмыканье – вот и все, что мог противопоставить этому достопочтенный прокурор. Он решил поскорее перейти к другому вопросу.

– Эта анонимная записка появилась весьма своевременно. Почерк вам, конечно, незнаком?

– Вроде бы нет.

– А не кажется ли вам, что налицо определенное сходство с вашим собственным почерком – разумеется, слегка видоизмененным?

– Не вижу никакого сходства.

– А я утверждаю, что эта записка написана вашей рукой!

– Это не так.

– Я утверждаю, что вы, нуждаясь в алиби, назначили самому себе свидание и состряпали эту анонимную записку, чтобы предъявить в суде в качестве доказательства!

– Я этого не делал.

– В то время когда вы якобы ждали кого-то в уединенном и безлюдном месте, на самом деле вы покупали яд в аптеке в Стайлз-Сент-Мэри под видом Альфреда Инглторпа, не правда ли?

– Нет, это ложь.

– Я утверждаю, что вы были там – одетый в костюм мистера Инглторпа, с черной бородой, подстриженной так, чтобы напоминать его бороду. Вы были там – и расписались в регистрационной книге от его имени!

– Какая чепуха!

– Что ж, посмотрим, что скажут присяжные об удивительном сходстве почерка, которым написана записка, подписи в регистрационной книге, и писем, написанных вашей собственной рукой!

И мистер Филипс уселся на свое место с видом человека, с честью исполнившего свой долг, но бесконечно шокированного таким отъявленным лжесвидетельством.

Время было уже позднее, и разбирательство отложили до понедельника.

Пуаро пребывал в полнейшей растерянности. Между бровями залегла хорошо знакомая мне беспокойная морщинка.

– Что с вами, Пуаро? – спросил я.

– Плохо дело, мон ами! Ах, до чего плохо!

Я принял сочувственный вид, но, по правде сказать, у меня отлегло от сердца. Значит, для Джона Кавендиша еще не все потеряно!

Мы подошли к дому Мэри, и она предложила выпить чаю, но Пуаро лишь махнул рукой.

– Вы очень добры, мадам. Но лучше я сразу поднимусь в свою комнату.