Закалённый сталью

Сема покраснел и промолчал, не зная, что сказать в ответ.

– Вообще-то примерно так дело и было, – повернулся одному из не поверивших красноармейцев, – я тоже эту историю слышал, когда сюда пришел.

– И я! Я в апреле в госпитале лежал, а по возвращению мужики рассказывали, – подтвердил еще один из бойцов.

Погуторили еще минут двадцать, некоторые красноармейцы рассказали свои смешные случаи, которые случались с ними в роте Кузнецова, а также вспомнили многочисленные байки, которые доходили до них. Бойко приказал расходиться, а сам подсел к Гаврилову:

– Спасибо, Семен!

– За что?

– За то, что за меня всю работу сделал, – рассмеялся Бойко.

Гаврилов недоуменно посмотрел на замполита, а тот продолжил:

– Сделал ты больше, чем представить себе можешь, Сем… Доброе слово способно творить чудеса. Но только правильно подобранное слово. И это тебе удалось так, что ни прибавить – ни убавить. Вот за это и спасибо!

С вечера полил дождь. Да что там дождь, – низверглись небеса и опустили на землю такой шквал воды, будто накапливали его до этого в течение месяца. Уже через два часа полы в землянке были затоплены по щиколотку. К моменту подъема все уже были на ногах - одни вычерпывали воду котелками, другие просто пытались укутаться в плащ-палатку под каким-нибудь деревом. Поспать не удалось никому.

Группа Кузнецова численностью в пятнадцать человек выдвинулась чуть раньше и сразу ушла в направлении Дона. В распоряжении у Богалия оставалось чуть меньше пятидесяти человек, из которых треть были добровольцами из других рот.

Спустя сорок минут группа младшего сержанта была на «передке» – на передней линии укреплений. Шли туда долго – грунтовка, и без того вспаханная грузовиками, размокла так, что ноги проваливались и застревали в грязи будто в болоте. Пару человек умудрились даже потерять сапоги, выдергивая ноги из образовавшейся трясины. А это лишняя потеря времени – пока нащупали, пока достали. В окопы спрыгнули злые как черти. К Богалию сразу вызвали старшину.

– Все-таки поползете, сержант?

– Ну, а куда деваться? Кузнецов со своими уже выдвинулся.

– Тогда запоминай… Дзот отсюда метрах в семистах, – показал рукой направление старшина. – В своих заграждениях мы вам проход подготовили. Дам пару саперов, они проведут. У гансов тоже мины натыканы, но мои саперы с вами дальше не пойдут.

– У меня есть пара, справимся

– Вот и славненько. Чаю горячего глотнешь?

– Не откажусь.

– В землянку не зову, там воды чуть ли не по колено. Держи, – протянул кружку и продолжил, – метрах в ста пятидесяти от дзота есть несколько воронок. Имей в виду, немец их с пулемета пристрелял, не суйся.

– Вот за это спасибо, только не видно сейчас ни зги. Даже от осветительных ракет толку не будет. Да и задача у меня немного иная. Подскажи, там лощинка должна быть перед дзотом, мне бы до срока в ней отлежаться…

– Есть такая. Но в ней человек пятнадцать заляжет, не больше.

– И как же нам схорониться тогда поближе к фрицу?

– Трупов много осталось в поле после атаки. Ни мы своих забрать не смогли, ни немцы. Вот за ними и хоронись. Шевелиться не будете – чай, не заметят.

– Понял, старшина, спасибо!

Богалий быстро объяснил красноармейцам что и как делать. Снова плюхнулись в грязь и поползли. Каждый метр давался с огромным трудом – руки постоянно проваливались в лужи и грязевую жижу, ногами невозможно было отталкиваться, потому как хоть сколь-нибудь твердой поверхности не осталось. При каждом взлете осветительной ракеты плюхались лицом в грязь, не успевая даже набрать воздуха в легкие. Снова поползли, пытаясь бесшумно выплюнуть землю изо рта. Пара минут, и опять небо озаряется белым светом. И снова лицом в грязь. Замерли.

Гаврилов давно потерял счет времени. Двадцать минут прошло, час, либо же два, – уже не имело значения. Шесть-семь отталкиваний от земли и замереть, уткнув лицо в грязь. Переждал – и следующие отталкивания, пытаясь нащупать хоть какую-то твердую поверхность.

Все понимали, что шум непрекращающегося дождя прекрасно глушит звуки от их плесканий в грязевой ванне, но чем они ближе подползали к дзоту, тем выше был шанс допустить ошибку и любым случайным звуком выдать группу фрицам. Из-за этого скорость перемещения, и без того не самая высокая, с каждой минутой становилась все ниже и ниже. Богалий шепотом остановил группу. Саперы приступили к делу. Лежа на пузе, пытались щупом определить наличие мин на путях и расчистить пару проходов для перемещения группы. Остальные неподвижно застыли на местах, периодически прячась от осветительных ракет и потом приподнимая голову, давая дождю смыть с лица налипшую грязь.

Доползли. Ближе нельзя. До немецких позиций осталось не более ста пятидесяти метров. Одни скатились в неглубокую ложбинку, вместе с Богалием, другие расползлись по открытой местности, либо просто легли недалеко от погибших днем солдат, либо накрылись нашими и немецкими телами. Противно, мерзко, но в этой ситуации выбор был не так уж и велик.