Закат на Босфоре

— Я приказал полицейским просеять информацию обо всех убийствах, что произошли в городе, на предмет шила в затылке.

— Они нашли?

— Нашли. — Джафар наклонил лысый череп. — Один ростовщик, он брал под залог ценные вещи. Жил тихо и скромно. Так вот, накануне убийства полковника Шмидта старуха служанка нашла его убитым. Никто ничего не слышал, в комнате никакого беспорядка, и даже — можете себе представить? — многочисленные драгоценности и деньги остались нетронутыми.

— Вот так так… — Горецкий достал из кармана трубку, но закуривать ее не спешил, как не спешил и спрашивать, осматривал ли тело убитого ростовщика врач, — он уже понял, что не осматривал.

— Протокола осмотра трупа я вам предложить не могу, — негромко проговорил Джафар, как бы прочитав мысли полковника, — но зато могу сообщить, что поскольку родственников у ростовщика не было и не оставил он никаких распоряжений на случай своей смерти, то его похоронили на православном кладбище в могиле для бедных.

— Но ведь насколько я мог понять, этот человек, ростовщик, не был беден. Куда же девалось в таком случае его имущество?

— Имущество отошло в казну, — равнодушно проронил турок, — наше государство берет на себя заботу о похоронах только своих подданных.

«Ай да турки! — мысленно воскликнул Горецкий. — Денежки в казну прибрали, а похоронить человека как следует, оказывается, они не обязаны».

— Вы хотите сказать…

— Да-да. Ростовщик был русский, эмигрант. Прибыл в наш город два месяца назад.

— Мда-а, не сердитесь, глубокоуважаемый Джафар-эфенди, но не много же вам удалось узнать, — разочарованно выговорил Горецкий.

— Я еще не закончил, — напомнил Джафар. — Уже после убийства полковника Шмидта произошло еще два аналогичных события — смерть одной совершенно опустившейся проститутки и ее сутенера. Все точно так же — сутенер сам привел убийцу в качестве клиента. Хозяин ничего не заметил и только потом обнаружил у себя в задней комнате два трупа.

— Шило в затылке? — коротко осведомился Горецкий.

— Все точно так же.

— И разумеется, трупов тоже уже нет…

— На этот раз дело обстоит не так скверно. — Полковник Горецкий с изумлением услышал в голосе своего собеседника обычные человеческие нотки. — Тела этих двух, поскольку их никто не востребовал, были направлены в анатомический театр при французском госпитале Святой Агнессы.

— Когда случилось последнее убийство? — возбужденно спросил полковник.

— Согласно донесению, три дня назад.

— Стало быть, есть шанс, что тех двоих еще не окончательно изрезали?

— Думаю, есть.

— Так пошлите же скорее туда людей и врача, наконец, пусть проведет осмотр по всем правилам.

— Уже, — коротко ответил Джафар, — уже сделано, и сегодня вечером протокол сравнения обоих убийств с убийством полковника Шмидта будет лежать на этом столе. Думаю, что они будут идентичны.

— Я тоже так думаю. — Горецкий наклонил голову. — Стало быть… маниак? Полковник Шмидт стал жертвой маниака? Этого еще только не хватало.

— Только не говорите раньше времени господину начальнику полиции, — абсолютно серьезно произнес Джафар, — а то он очень расстроится. Что касается вас, эфенди, то я очень вас прошу найти маниака как можно быстрее — уважаемый Мустафа-эфенди и так слишком зол на ваших соотечественников.

— Но почему же вы считаете, что он мой соотечественник?

— Потому что он убивает русских. Сами посудите: ротмистр Русской армии Врангеля Хренов, полковник Шмидт — обрусевший немец, далее — ростовщик Фома Сушкин — русский эмигрант…

— А эти, последние? — расстроенно спросил Горецкий.

— Женщина была зарегистрирована как проститутка — у нас с этим строго, — и звали ее Мария Костромина. Из эмигрантов, здесь очень быстро обнищала, стала нюхать кокаин и так далее. Ее сутенер выдавал себя за турка, но на самом деле был грузином — и тоже прибыл из России. Так что я считаю, что убийца — ваш соотечественник. Если бы он убивал негров, то я считал бы, что он сам негр или вырос там, где негров очень много. Если бы он убивал испанцев, я считал бы, что он испанец или прожил в Испании большую часть жизни.

— Позвольте с вами не согласиться. — Горецкий наклонился вперед и поднял руку в жесте протеста. — Негров чаще всего убивают белые, страдающие расовой ненавистью. Может быть, этот маниак так же ненавидит русских?

— Я сказал уже, — в голосе Джафара не слышалось недовольства, он по-прежнему был тускл и негромок, — что ненависть зреет в том человеке, который долго прожил среди тех, кого ненавидит. Негров убивают зачастую белые, но только те, кто вырос в южных американских штатах, а отнюдь не в Гренландии. Сколько я знаю ваших соотечественников — нет на свете такого народа, который был бы более враждебен к русским, чем сами русские…

Горецкий откинулся назад, больно ударившись о жесткую спинку стула, и горестно склонил голову: