"Я не хочу ничего доказывать!"
"А себе?"
Господи!
Я вскакиваю на ноги. Утопающий во тьме зал вздыхает почти в унисон. Шатается под ногами сцена – точно палуба корабля в шторм.
Думай!
Это детективная пьеса. Все ответы либо в диалогах, либо в декорациях; только нужно быть внимательным.
Что я мог упустить? Авария, мастерская, дорога в горах… Еще раз осмотреть тела?
Иду к нарисованному "Ситроену": мятая картонка, муляжи. Плебейская чушь…
Нет, мне нужно видеть место, как наяву, я должен верить в происходящее!
Ну, же! Ну!
Потоки воды обрушиваются на меня сверху. Я оглядываюсь – зала нет, вокруг только ночь и беснуется стихия.
Тела!
Обыскиваю карманы. Курсель, Селли, Шове… ничего. Фантики, бумажки – я просматриваю их снова и снова вместе с царапинами на белом "Ситроене" и унылым "Фордом".
Спички "Помни", карта с отметкой, пансион "Утренний бриз", кольт 1911 года…
Бриз.
Бриз?!
"Пансион "Утренний бриз"
Шоссе Антампери, владение 4
(4 км. от мастерской мадам Дю Блессир)"
В голове вспыхивают строчки газеты:
"Сейчас знаменитый "Король", по словам родственников, проходит лечение в "краю морских ветров и солнца"…"
И расстояние совпадает! Вот куда переехал Дамюр! И вот кого хотели вернуть!
События резко встают на места.
Факт первый: Курсель имел опытного шофера, и тот вряд ли бы дал упасть машине. Значит, ему "помогли".
Факт второй: с возвращением Габриэля вернулась бы и единая империя. Курселю не было нужды следить за Селли – они хотели помириться.
Но зачем это тем, кто поднялся во время "раздробленности" – колобку, Растиньяку и другим "шишкам" местного разлива. Зачем им старая власть? Проще договориться и убрать старожилов.
Вот откуда карта у парней на "Форде"; откуда вмятина и вороные царапины на машине колобка – он просто столкнул шефа в пропасть. Затем позвонил мне – знал, что опустившийся алкоголик спустит все на тормозах, – и Растиньяку.
Только он с самого начала не собирался делиться властью.
Ха-ха!
Возня в муравейнике, честное слово. И все же Растиньяк своего добился.
Я сажусь на сцену и закрываю глаза. Сигарета в зубах; "чирк" спички.
Зрители молчат – то ли ждут продолжения, то ли расходятся. Впервые за карьеру мне на них плевать.
Вдруг понимаю, что молчат и часы в голове. Тишина. Тишина!
Жаль, что это лишь пьеса и зло, как всегда, восторжествует, и Седрик останется продажным алкоголиком в портовом городке.
Капли дождя скатываются за шиворот, ноги промокли – а ливень все долбит и долбит по изувеченной земле.
Сверкают молнии, визжит в горах полицейская сирена.
Надо только не открывать глаза – и тогда у Седрика Мироля появится шанс.
Один крохотный шанс.
И у меня тоже.
Ненужный персонаж
– Следующая! – кричит Юра, уныло рассматривая в зеркале свое свежевыбритое, но усталое лицо.
Дверь со скрипом открывается. В отражении появляется девушка лет двадцати пяти, которая хромает на правом сломанном каблуке. По кардигану рассыпались бурые пятнышки, короткие волосы взъерошены. Посетительница замирает на полпути к одинокому, но гордому из кокоболо, и приоткрывает губы.
– Простите, ох…
– Что это за раненая птица? Я надеюсь, у вас не кровь на кофте?
– Дружинина. Яна. Нет-нет, я испачкалась, наверное. Я… Я должна была быть к 7, но…
– А как это относится к шестидесяти девушкам в коридоре?
– Что? Я…
– Вы свободны, птица.
Яна хмурится и чуть разводит руками.
– Я же не по своей вине.
– Летите, дорогая моя, летите.
Она сглатывает, поднимает и опускает ладонь, будто не находит слов, и хромает прочь. Тянется к дверной ручке, но вдруг замирает.
– Пожалуйста.
– А?
– Ну почему я должна уйти? Я… я не виновата, что опоздала.
– Смотрите сами. Вы будете замечательно смотреться с конвоем из дронов охраны.
Юра доходит до стола, бухается в мягкое кресло. Яна настороженно смотрит на мужчину и все еще держится за ручку.
– Гуревич! – орет Юра. – Давай следующую! Опоздуниц гони в шею, достали уже!
– По-прежнему напоминаю, – раздается гнусавый голос из интеркома, – что мы живем в том тысячелетии, где можно пользоваться средствами связи.
– Пожалуйста. Я хорошая актриса.
Юра достаёт из стола лосьон: молча выливает на ладонь и растирает. Хлопает себя по щекам несколько раз – безуспешно пытается взбодриться. Яна принюхивается.
– Хорошие пти… актрисы не опаздывают. Да и вообще не ходят на пробы в такие фильмы.
Дверь за спиной Яны дёргается и чуть приоткрывается. Она от неожиданности вжимает голову в плечи, но в следующую секунду упирается ногами в пол – так, что войти в комнату можно лишь сдвинув Яну.
– Мне это снится, наверное, – шепчет она и добавляет громче: – Вам жалко пяти минут?
Раздаётся гудение, Юра подозрительно смотрит на девушку, она на него. Снаружи стучат в дверь, и тут же звучит детский голос:
– Мам! Это твой ребёнок, которого ты наверняка забыла забрать из садика. Мам! Это…
– Предлагаю поговорить с птенцами снаружи, – замечает Юра. – И, не мне судить, но вы бы чип коммуникационный поставили б, что ли.
Дверь за спиной Яны снова дёргается. Раздаётся настойчивый стук. Яна судорожно роется в сумочке, вытаскивает телефон и раз за разом промахивается по нужной кнопке.