Замечательная жизнь Юдоры Ханисетт

Дальше они ехали молча, а потом Ханна свернула на Сидней-авеню и Юдора показала ей, к какому дому ее подвезти. Машина остановилась, Ханна выключила зажигание. Юдора отстегнула ремень безопасности.

– Можно вас кое о чем спросить? – сказала она.

– Конечно.

– Как вы считаете, люди должны иметь возможность выбирать, как им умереть?

Ханна устремила на нее свой полный доброты взгляд:

– В пределах разумного – да. Я думаю, что первым делом мы должны начать говорить о смерти. Нам нужно перестать заменять это слово на букву «с» эвфемизмами, а еще обсуждать это с полной серьезностью, чтобы развеять все мифы и избавиться от страха.

– Но что, если тебе не страшно?

Ханна не отводила взгляда:

– Тогда нужно наслаждаться жизнью как можно дольше – беречь и ценить ее. Я не очень хорошо с вами знакома, но я видела вас с Роуз и могу сказать, что вас с ней связывает особенная дружба. Вы настоящая счастливица. Разве вы со мной не согласитесь?

– Да, – признала Юдора. – Полагаю, что так и есть.

Юдора держит в руке чашку чая, вбирая в себя его сладкий аромат, и медленно делает глубокий вдох. Она слушала радиопередачу об осознанности. Обычно она отвергает подобные идеи, так как считает их полным вздором. Однако спокойный, размеренный и умный голос эксперта напомнил Юдоре манеру, в которой излагала свои мысли Ханна. Слова доулы показались ей убедительными. Она оглядывает комнату: фотографии родителей на телефонном столике, камин, книги, занавески и высокий элегантный торшер, заливающий гостиную теплым оранжевым светом. Она чувствует нежное, успокаивающее тепло, исходящее от чашки, которую держит в руке. В комнату входит Монтгомери. Он запрыгивает на диван и, дважды повернувшись на триста шестьдесят градусов, аккуратно сворачивается в мирно посапывающий пушистый клубок. Юдора анализирует свое самочувствие. Если не считать усталости и уже привычной боли, которая в сидячем положении ее почти не беспокоит, с ней все в порядке. В этот самый момент, в это самое время у нее все хорошо – и пока что этого достаточно.

Ее душевный покой быстро прерывается настойчивым, нестихающим стуком в дверь, сопровождающимся длительным звонком. Это может быть только один человек.

– Ради всего святого, Роуз. Что на этот раз? – кричит она, бредя по коридору, чтобы открыть входную дверь. – Путешествие на Луну? Ночной налет на Лондонский зоопарк? – Юдора замолкает на полуслове, когда видит мертвенно бледное лицо девочки. – Что случилось, Роуз?

– Мама. Вы нужны ей. Ребенок вот-вот родится.

1961 год, Сидней-авеню, юго-восток Лондона

Юдора помнила почти каждую деталь того дня. Все началось как обычно, но в дальнейшем, оглядываясь назад, она всякий раз обнаруживала, что помнит даже самые обыденные события того дня. Она помнила, что ела на завтрак (вареное яйцо, а затем тост с джемом Golden Shred) и как по дороге на автобусную остановку встретилась с миссис Купер, которая рассказала ей, что ее младший внук, бедный Энтони, заболел ветрянкой. То, что ей пришлось пережить дальше, будто обострило все ее воспоминания до предела, и теперь они проигрывались в ее голове снова и снова. Точно фильм, который, закончившись, раз за разом начинается сначала.

Это случилось в пятницу. Юдора взяла выходной, чтобы провести его с Сильвией и ее новорожденным сынишкой. Она с нетерпением ждала этого дня. С тех пор как родился Филипп, у нее будто появилась новая жизненная цель. У нее, вероятно, никогда не будет собственных детей, но она намеревалась до невозможности залюбить и избаловать новорожденного сына своей лучшей подруги.

Юдора пришла к заключению, что слово «херувим» было изобретено специально для описания Филиппа. Его большие глаза и мягкие пухлые ножки растопили бы самое каменное сердце. Юдора была очарована им с первого взгляда, и он явно отвечал ей взаимностью. Когда она впервые навестила его, он схватил ее за палец и заглянул в глаза, словно читая ее душу.

– Думаю, ты ему нравишься, Дор, – сказала Сильвия. – И это прекрасно, потому что мы хотим, чтобы ты стала его крестной матерью.

Юдора изумленно уставилась на них с Кеном, а затем снова перевела взгляд на Филиппа.

– Вы уверены? – спросила она.

Кен и Сильвия обменялись снисходительными улыбками.

– Конечно, – ответила Сильвия. – Кого еще мы могли выбрать?

Беатрис обрадовалась этой новости не меньше, чем Юдора, и тут же принялась вязать для Филиппа крестильный наряд.

– Я обошью его кружевом. Чтобы он был особенным.

Юдора похлопала ее по плечу. После драматичного звонка Стеллы их тихая жизнь вернулась в свое привычное русло. К счастью, Беатрис, казалось, напрочь забыла о нем. Юдора вздохнула с облегчением. Для них так было лучше.

Позавтракав, она отправилась к Сильвии, вооружившись свертком, набитым детскими шарфиками, шапочками и варежками. Сильвия и Кен недавно переехали в пригород. Теперь они жили в одной из двух половин очень красивого дома 1930-х годов с тремя спальнями и большим садом.