Замечательная жизнь Юдоры Ханисетт

– Сейчас будет, – говорит Роуз. Пятнадцать минут спустя Дейзи уже спит, убаюканная успокаивающими нотами колыбельной Брамса, которой аккомпанирует пыхтение отжимающей стиральной машины. Юдора кладет малышку в колыбельку в гостиной, а потом они с Роуз начинают ожесточенную схватку в домино.

– Я рада, что вы здесь, Юдора. Сейчас у нас тут оч-чень неспокойно.

– Я рада помочь.

– На следующей неделе начинается школа, – говорит Роуз, не отводя взгляда от только что поставленной ею кости домино.

Юдора достаточно хорошо знает Роуз, чтобы понять, что это намек.

– И что ты об этом думаешь?

– Это ужасно. Я пытаюсь уговорить маму учить меня дома.

Юдора бросает взгляд на сопящую в своей колыбельке Дейзи.

– Я думаю, сейчас у нее и так полно забот, Роуз.

Глаза девочки расширяются.

– Может, вы могли бы меня учить?

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Почему нет? Вы ведь знаете абсолютно все, а Стэнли будет вам помогать. Мы бы ездили в познавательные поездки в музеи и всякое такое. В этом будет польза для всех троих.

Юдора накрывает ладошку Роуз своей:

– Тебе нужно общаться с ровесниками.

Роуз устремляет взгляд на домино, и ее глаза наполняются слезами.

– Но мне не нравятся мои ровесники. Они злые.

– Они не все такие. Как и не все взрослые люди добрые.

– Но вы добрая. И Стэнли. Вы мои лучшие друзья. – Роуз подается вперед, обхватывает Юдору руками и крепко стискивает. Какое-то мгновение та не двигается, а потом кладет руку девочке на голову.

– Все будет хорошо, – говорит она.

– Обещаете? – Роуз смотрит на нее полными слез глазами.

– Я тебя когда-нибудь подводила?

– Нет.

– Ну вот видишь. А теперь давай доиграем. Два – один. В мою пользу. Тебе придется поднажать.

Юдора стоит у двери в кабинет врача. Путь сюда занял у нее на двадцать минут больше обычного, по большей части потому, что ей пришлось несколько раз останавливаться, чтобы перевести дыхание. Какая-то ее часть жалеет о том, что она не попросила Стэнли подвезти ее, но часть эта крайне скромна. Просить помощи, даже у него, противоречит ее природе.

Если архитектор, проектировавший эту поликлинику, намеревался сделать ее как можно менее удобной, то он преуспел. Путь к регистратуре лежит через узкий коридор и две тяжелые двери. Юдора благодарна выходящему из поликлиники мужчине, который придерживает для нее их обе. Интерьер выглядит немного хуже, чем экстерьер. По мнению Юдоры, он представляет собой чуть менее привлекательную версию бункера времен Второй мировой войны. Тяжелое, гнетущее ощущение усиливается из-за ряда закрытых жалюзи окон в дальнем конце фойе. Юдора ходит в эту поликлинику с тех пор, как себя помнит, но никогда не видела их поднятыми. В углу зала ожидания расположена колонка, из которой шумно играет музыка, однако эта какофония на заднем плане мало способствует улучшению атмосферы. Стены украшены устрашающими плакатами, предупреждающими об опасных для жизни заболеваниях, а также более рутинными объявлениями с рекламой кофе и кружков по вязанию.

Юдора подходит к регистратуре и смотрит на плакат, сообщающий о том, что агрессивное поведение недопустимо. Это несколько парадоксально, потому что слова «пассивно-агрессивное поведение» явно можно применить к работнице регистратуры – безразличной и полной презрения женщине. Она не замечает Юдору добрых две минуты, а когда все же обращает на нее внимание, то смотрит с холодным равнодушием.

– Да?

Юдора открывает рот, чтобы ответить, но женщина тут же прерывает ее, жестом требуя тишины, чтобы она могла срочно ответить на телефонный звонок.

– Минуточку.

Юдора поджимает губы и смотрит на ее грязно-русые волосы и кричащий макияж. На полке у нее за спиной стоит веселая бело-голубая картонная папка в горошек с надписью «Свидетельства о смерти». Юдора подумывает улететь в Швейцарию следующим же рейсом. Женщина кладет трубку на место – блестят идеально накрашенные ногти.

– Да? – снова спрашивает она без каких-либо извинений.

Юдора глубоко вздыхает:

– Юдора Ханисетт. Я записана на прием к врачу.

– К какому врачу?

Сначала Юдора теряется, подумав, что та сказала «к гному-врачу», но потом до нее наконец доходит.

– Понятия не имею. Кажется, я каждый раз приезжаю к разным врачам.

Женщина тяжело вздыхает и закатывает глаза:

– Дата рождения?

Юдоре хочется поставить ее на место, пристыдить за грубость, но затем ей в голову приходит мысль, что та, должно быть, просто несчастна. Она закусывает губу:

– 20 июля 1933 года.

Лицо женщины смягчается.

– День рождения моей мамы, – тихо говорит она.

Юдора понимает по ее лицу, что ее матери больше нет в живых, и коротко ей улыбается.

– Ваше имя, милочка?

– Юдора Ханисетт.

– Ага, вижу. Присаживайтесь. Доктор Халид задерживается на полчаса.

– Спасибо. – Юдора как раз надеялась, что перед приемом у нее будет время перечитать составленное ею медицинское завещание. Она бросает взгляд на колонку в углу, а затем переводит его на свою новую знакомую. – Извините, а нельзя ли выключить радио, если его никто не слушает?

Работница регистратуры хмурится, словно Юдора попросила не просто установить в зале ожидания тишину, а сделать в нем полный ремонт.