Записки. 1793–1831

Я поручил трем моим чиновникам ходить каждый день по разным трактирам, там обедать, все рассматривать, выглядывать и мне о том докладывать; виленскому же полицеймейстеру Вейсу[214] поручил строгое должное наблюдение за приезжими из Польши. Здесь узнали мои отряженные, что и у Балашова чиновник о том же хлопочет; следовательно, не одному мне доверено дело. Я рассердился и стал сам ходить в знаменитейший тогда трактир Кришкевича. Здесь я заметил одного крайне развязного поляка, со всею наружностью фронтовика, который не щадил шампанского и бранил Наполеона напропалую. Возвратясь домой, я приказал полицеймейстеру Вейсу попросить его ко мне. Я подчивал его чаем; узнал, что ему хотелось бы возвратиться с двумя товарищами в Варшаву, но что, вероятно, теперь никого не выпустят. Я воспользовался этим случаем, предложил ему мои услуги, призвал начальника моей канцелярии Протопопова[215], чтобы записать их имена и заготовить им паспорты. Между тем, приказал полицеймейстеру Вейсу обыскать его квартиру, выломать полы, в случае нужды трубы и печи; а гостя своего задержал разными разговорами; он назвал себя шляхтичем Дранжевским, никогда не служившим в военной службе.

Является полицеймейстер, вызывает меня; я вышел, приказав караулу гостя не выпускать. Вейсом были привезены найденные в трубе печи и под полом следующие бумаги: 1) инструкция генерала Рожнецкого[216], данная поручику Дранженевскому[217]; 2) патент на чин поручика, подписанный Наполеоном; 3) замшевый пояс со вложенными в нем червонцами — 5 тысяч; 4) записки самого Дранженевского о нашей армии и наших генералах. Дело было ясно; недолго продолжался его допрос; он вынужден был к сознанию. Пока я посылал за двумя его товарищами, потребовал меня к себе государь.

— Ты не отыскал, — сказал он мне, — а Балашов уже представил мне трех шпионов, французских офицеров, им открытых, которых я велел остановить.

— Документы о французских шпионах представлены ли вашему величеству?

— Нет! Вероятно, все сделано в порядке.

— Так позвольте мне завтра утром представить вашему величеству трех французских шпионов с документами: одного поручика и двух статских чиновников.

— Как же это? — сказал император.

— Государь! Это обыкновенная полицейская штука: схватить первых бродяг, выдать их за шпионов и отправить подалее, чтобы молчали; так поступал и граф Пален при императоре Павле Первом.

— Быть не может! — отвечал государь.

— Мои шпионы с документами; ибо я без ясных доказательств никого, а еще менее невинных, представить не осмелюсь.

— Я велю к тебе прислать балашовских, допроси их и скажи мне, что это за люди?

Я до второго часу бился с моими двумя шпионами, за исключением уже признавшегося Дранжевского. Остальные эти два, статские чиновники, были отправлены в Вильну французским резидентом Бильоном[218] из Варшавы, тоже с инструкциями; все трое содержались у меня под караулом.

На другое утро представил я все эти документы Барклаю для представленья его величеству, чтобы иметь посредника между императором и мной. Я (никому) более не доверял. Шпионов велено было отправить в Шлиссельбург, за исключением одного статского, раскаявшегося, которого оставил при себе.

По моему представлению полицеймейстеру дан был орден Св. Владимира 4-й степени, мой правитель канцелярии был произведен; я один остался ни с чем и довольствовался тем, что достались награды за мои труды и за исполнение моих приказаний.

— Вас обошли, — сказал Барклай де Толли, — чтобы Балашов не обиделся.

Между тем, присланные ко мне его шпионы были бедные шляхтичи, не имевшие пропитания, ходящие по домам просить милостыню. Я отпустил их на свободу; государь приказал им выдать по сто рублей ассигнациями. Можно себе представить злобу Балашова, когда он узнал все от Лавинского.

Я свел связи с кагалом виленских евреев и за их ручательством отправил жида в Варшаву, который ехал с товаром; он первый известил меня о будущем приезде Нарбонна[219] в Вильну и прислал прокламацию Наполеона к его солдатам, которую я представил Барклаю, не желая пользоваться позволением являться самому к государю, опасаясь новых (недоумений).

Министр доложил императору, и я получил благодарность.

В сие же время удалось мне отыскать украденные у нашего коммисионера 27 тысяч рублей ассигнациями казенных денег, которые найдены у шляхтичей в уездах зарытыми в землю.

В то же время открыта была связь Герцогства Варшавского с виленским купцом Менцелем[220].

Нарбонн от императора Наполеона прислан был к императору российскому с поздравлением со счастливым его приездом в Вильну. От поставленного мной полицеймейстера в Ковне, майора Бистрома[221], получил я через эстафету уведомление о приезде Нарбонна проселками, дабы он не видел наших артиллерийских парков и прочее, что и было исполнено.

По приезде Нарбонна в Вильну приказано мне было государем иметь за ним бдительный надзор.