Записки. 1793–1831

Я поручил Вейсу дать ему кучеров и лакеев из служащих в полиции офицеров. Когда Нарбонн, по приглашению императора, был в театре в его ложе, перепоили приехавших с ним французов, увезли его шкатулку, открыли ее в присутствии императора, списали инструкцию, данную самим Наполеоном, и представили государю. Инструкция содержала вкратце следующее: узнать число войск, артиллерии и пр., кто командующие генералы? каковы они? каков дух в войске, и каково расположение жителей? Кто при государе пользуется большой доверенностью? Нет ли кого-либо из женщин в особенном кредите у императора? В особенности, узнать о расположении духа самого императора, и нельзя ли будет свести знакомство с окружающими его?

Государь так этим был доволен, что спросил меня: не имею ли я какого-либо желания?

Я отвечал, что: «Я так облагодетельствован милостями вашего императорского величества, что ничего просить не осмелюсь».

Государь не отставал, напомнил мне, что у меня жена и дети, и требовал, чтобы я чего-нибудь пожелал.

Вынужденный говорить, сказал я:

— Прикажите, государь, возвратить мне двести рублей ассигнациями, издержанные мной на покупку книги «Походы принца Карла».

— Я было и забыл, — отвечал государь, — прикажу Толстому[222] тебе их отдать, — от которого я их и получил.

Вдруг позван я был к государю. Когда я вошел к нему, он ходил быстрыми шагами по комнате и, заметив меня, сказал:

— Мои генерал- и флигель-адъютанты просили у меня позволения дать мне бал на даче Беннигсена[223] и для того выстроили там большую залу со сводами, украшенными зеленью. С полчаса тому назад получил я от неизвестного записку, в которой меня предостерегают, что зала эта ненадежная и должна рушиться во время танцев. Поезжай, осмотри подробно.

Я немедленно приказал оседлать лошадь и тотчас поскакал на дачу.

У подъезда дома встретил я Беннигсена, который, вероятно полагал, что я послан государем с каким-либо к нему приказанием, ибо спросил:

— Что вы мне привезли?

— Я приехал засвидетельствовать вашему высокопревосходительству мое почтение и посмотреть на строящуюся залу.

— Пойдемте ко мне; жена наливает чай; напьемся, а потом пойдем вместе.

Отказаться было неловко. Супруга его налила мне чаю; но едва я взял чашку в руки, как что-то рухнулось с ужасным треском.

Я поставил чашку на стол и вместе с Беннигсеном побежали в сад.

Здесь увидели мы разрушившуюся до срока залу. Все арки, обвитые зеленью, лежали на полу. По рассмотрении причин сего разрушения, увидели мы, что все арки между собою и к полу прикреплены были штукатурными гвоздями.

— Где архитектор? — спросил я.

— Он недавно здесь был, — отвечали мне.

— Отыскать его! — сказал я.

Через несколько времени посланные возвратились и принесли выловленный из воды фрак и шляпу архитектора.

— Видно, утопился, — сказали посланные.

Я сел на лошадь, и во весь галоп поскакал к государю.

— Что? — спросил он.

— Здание рушилось, — отвечал я, — один пол остался.

Государь потребовал подробностей.

Я рассказал, и что по осмотру оказалось.

— Так это правда! — сказал государь. — Поезжайте и прикажите пол немедленно очистить; мы будем танцевать под открытым небом.

Я зашел домой, приказал заложить коляску, а меня ожидала эстафета из Ковно с извещением, что Наполеон в этом месте начал переправляться с своею армией.

Я воротился с докладом к государю.

— Я этого ожидал, — отвечал государь, — но бал все-таки будет.

Я поскакал с этим известием к Беннигсену.

Действительно, когда все танцевали, Наполеон переправлялся и вступал в наши владения.

XIX

Описывать войну 1812 года не мое дело; сверх того, она уже описана многими, и по императорскому повелению; это было бы только повторение.

Я ограничусь тем, что относится до моей части, — военной полиции.

Здесь нахожу нужным рассказать разговор мой с Барклаем. Еще до бала он сказал мне:

— Государь предлагал Беннигсену командовать армией, но он отказался. Государь требует непременно, чтобы я командовал войском; как вы думаете?

— Мне кажется, — отвечал я, — Беннигсен поступил благоразумно. Командовать русскими войсками на отечественном языке и с иностранным именем — невыгодно. Беннигсен это испытал; я думал бы, и вашему высокопревосходительству не худо последовать его примеру.

— Но государь того требует; как отказаться? — отвечал Барклай.

— Беннигсен то сделал, следовательно, и вашему высокопревосходительству можно тоже сделать; впрочем, это воля ваша.

Не знаю, угодил ли я этой откровенностью; хотя Барклай, по-видимому, колебался, но все окружающие его мудрецы, которые ожидали от него великих благ, поощряли его на этот подвиг.

С 14 июня 1812 года окрестности Вильны принимали вид воинственный: со всех сторон стекались войска, и высочайшим манифестом объявлена война с Наполеоном. Манифест этот всем известен; он сделал глубокое впечатление на всех, и немудрено[224]. Он возвышенностию чувств нашего императора превозвышал надменный и нахальный манифест императора французов к своим солдатам.