— Мама, а люлька-то зачем? — закричал я. — Муратик уже ходит!
Мать подбоченилась, сурово спросила:
— Так ты полагаешь, что Руслан и Надя им и ограничатся?.. Нет, у них еще не один ребенок будет!..
— Но это когда еще! — возразил я. — А мне отправляться в дорогу с таким грузом! Засмеют меня.
— Засмеют? — возмутилась мать. — Люлька — это лучшее, что придумали осетины. Материнское молоко и люлька — вот что делает из ребенка джигита. Люлька приучает малыша к дисциплине, дает ему силу и стройность, избавляет от многих болячек и опрелости... Да что ты понимаешь в этом деле?! Посмотри на себя — разве не заслуга люльки, что ты такой здоровый и рослый?! И ты хочешь лишить своих будущих племянников этого чуда?!
... Я рискнул подать документы в университет. Не испугал меня и слушок, что отделение журналистики модно и конкурс там уже свыше тридцати пяти соискателей на место...
Документы пристроены, мандатная комиссия состоится через две недели, а потом начнутся вступительные экзамены... Итак, в моем распоряжении четырнадцать дней...
Ранним утром, перекинув через плечо хурджин и подхватив отдающий щекочущими нос ароматами осетинской кухни фанерный чемодан и, конечно же, люльку, я выскочил из общежития на Стромынке и сел на трамвай, направлявшийся в сторону Белорусского вокзала...
Глава 43
Поезд приближался к городу. В вагоне появился пограничник, следом второй, а потом и офицер. Они попросили всех войти в свои купе и приготовить паспорта. Худенький солдатик развернул документ, посмотрел на фотографию и протянул командиру. Тот поднес бумагу к глазам, придирчиво уставился на печать, перебросил взгляд на меня, сердито спросил:
— Почему снимок давний?
Пограничник укоризненно покачал головой:
— Здесь вы совсем молоды, — и показал фотографию солдатику: — Похож?..
***
Проснулся я от резких толчков. Страшный удар потряс дом. Я лихорадочно натягивал брюки, когда очередной взрыв опрокинул меня на спину, и я увидел, как стена дома исчезла, рухнула вниз, и открылся город, объятый пожарами, по улицам бежали люди.
— В бомбоубежище! Скорее!
Где-то близко упала бомба. Толпа бросилась бежать прочь. И я побежал... Горели и рушились здания, кричали люди, ухали взрывы... А я бросался из стороны в сторону. Страх парализовал волю, происходящее казалось нереальным. Казалось, это сон и надо только проснуться, чтоб кошмар исчез.
Из-за машины вынырнула женщина и вцепилась в меня.
Мы плутали по лесу. Чуть не напоролись на отряд гитлеровцев, расположившийся на опушке леса. В дороге жевали дикие яблоки, щавель, какие-то корешки...
На третий день мы наткнулись на дома в глубине леса. Вокруг были огороды. А на следующее утро я был разбужен окликом и увидел перед собой веселые озорные глаза солдата в грязной, покрытой какими-то серыми пятнами зеленой рубашке.
Солдат представился: — Юра... — Ухватившись за мою руку, он дернул меня: — Подымайся... — Оглянувшись, заворчал: — Опять исчезли.
— Ты о ком? — спросил я.
— Да примкнула к нам одна парочка, — пояснил солдат. — Так и норовят в сторону нырнуть... Лобызаются до одури...
По лесу разнесся девичий смех, веселый, беззаботный. Мне после всех мытарств и не верилось, что люди еще могут так смеяться.
— Нам бы выбраться из окружения, — вздохнул Юра...
Она еще не глянула на меня. Но я-то ее видел! И бросился было к ней, но из-за дерева показался Борис Кетоев... И я притормозил, застыл на месте. Взгляд Лены скользнул по Юре и уставился на меня. Смех мгновенно затих...
— Сейчас придем в отряд, накормим вас, — и, удивленный наступившей тишиной, Юра оглянулся: — Чего это вы?.. Знакомьтесь: это Алан...
— И ты тут? — неприязненно выдавил из себя Борис.
Я почувствовал, что он подозревает, не ради Лены ли я оказался здесь, и я поспешно сказал:
— Приехал навестить Руслана, а тут война...
— Вот и мы так, — все еще враждебно глядел на меня Борис.
— А где другие? — спросил я, по-прежнему не глядя на Лену.
— Сами хотели бы знать, — резко ответил он.
И тут подала голос Лена:
— Я поехала к Сармату, он уговорил нас переночевать на заставе... А в четыре утра бомбы и снаряды забухали... Братишка вывел нас в лес, на тропинку, и сказал, чтоб мы по ней скорее уходили... Сам же опять побежал на заставу... А она уже горела... — Лена заплакала: — Что там с ним?..
Понятно, что произошло с Леной... Словно подслушав мои мысли, она промолвила:
— Борис напросился проводить меня до заставы Сармата...
Теперь появилась полная ясность... Значит, Борис в этой поездке находится ради Лены... И она, выходит, не возражала... Я совладал — так мне казалось — со своими чувствами и деловито спросил Юру:
— Далеко до отряда?..
Окруженцев было пятнадцать — небритых, голодных, измученных пограничников — все, что осталось от заставы, да Борис и Лена, которые примкнули к ним, когда они отступали с боем через поселок. Старшим после гибели начальника заставы стал Крючков.