Заповедь

... Сворачивая с дорожки, ведущей с огорода на едва заметную тропинку, я оглянулся на хату... Зося не стояла в дверях, как обычно, дверь была прикрыта. Но зато окно широко распахнуто, и на подоконнике горящая керосиновая лампа. Чего это она вдруг зажгла ее?

По ту сторону ложбины наверх вело засохшее русло речки. Оно было выложено камнями. Я внезапно споткнулся о корень дерева, выронил баллон с парным молоком. И в тот же миг над ухом прожужжала пуля. Затем вторая. Я, отбросив в сторону ношу, стремительно бросился вниз, на дно ложбинки. Больно стукнувшись, замер, застыл возле пня... И услышал предостерегающий голос:

— Погодь!

Возглас относился не ко мне — это я уловил и, броском достигнув огромного валуна, спрятался за ним. Наверху зашуршали кусты, и я увидел осторожно высунувшуюся голову человека. Он всматривался вниз, выискивал меня.

Вскоре показалась голова второго.

— Где ж он? — спросил первый и осторожно стал спускаться, поводя стволом немецкого автомата из стороны в сторону.

Лица его я не видел. Скользя по склону горы, незнакомец спустился в ложбинку. Я ждал, пока покажется другой. Надо бить наверняка. Они так близко, что, появись из своего логовища второй, я одной очередью уложу их. Но тот не выбирался наружу. Из куста, за которым он прятался, торчала винтовка. Конечно, промазать с такого расстояния было невозможно, и то, что я лежал в ложбинке невредимым, было случайностью. Иногда спасает и то, что человек споткнулся.

Кто бы это могли быть? Они явно ждали меня. Сразу, без предупреждения открыли огонь. Видимо, знали, в кого стреляли. И теперь каждый миг решал, кому же из нас остаться в живых...

Вот незнакомец увидел разбитый баллон, толкнул его ногой и, проследив, как тот пополз вниз, оставляя за собой свежий след, поднял голову, взгляды наши встретились... Оба замерли, и тут же я нажал на курок... И еще не успело застыть навсегда в стекленеющих глазах незнакомца удивление оттого, что он увидел меня живым, еще его тело только начинало сползать на землю, а я уже поливал свинцом кусты, в которых прятался второй нападавший.

И тотчас же над моим ухом взвизгнула пуля. Я прижался к камню. Сбоку мне была видна голова человека, рухнувшего рядом.

Вдруг мысли прервал шорох. Я прислушался. Да, быстрые, удаляющиеся в глубь леса шаги. Да-да, это шаги, и они удалялись. Неужто не выдержал? Неужто ушел? Я быстро поднялся по крутому склону, спрятался за дерево и короткими перебежками стал пробираться к месту назначенной встречи с друзьями.

Не доходя еще до него, я понял, что случилась беда. Неподалеку от ложбины сиротливо лежал прислоненный к дереву вещмешок Волкова. Он был в крови. Я бросился в чащу.

... Они лежали в нескольких метрах друг от друга: Волков и Нырко.

Перебираясь через ложбину, я наклонился над мертвецом, перевернул его, чтобы вытащить оружие, и ахнул: почувствовал, как земля уходит из-под ног. Передо мной лежал Гришка! Это был он, брат Зоей.

То, что произошло затем, я никому не рассказывал. И не потому, что боялся ответственности или стыдился. Все случилось как в страшном, кошмарном сне. Я помню, как приблизился к хате, как поднялся по ступенькам на крыльцо, как толкнул дверь. В комнате было совсем светло. На кровати животом вниз лежала Зося, и было похоже, что она спит. Помню, как удивился я этому и обрадовался. Значит, не слышала выстрелов... Из-под одеяла выглядывали ее красивые, полные, не раз целованные мною ноги.

Но Зося не спала. Услышав шаги, она приподняла голову с подушки, но не повернула. Глухим, страдающим, незнакомым голосом нервно спросила:

— Ну, доволен, братень?! — И с ненавистью бросила: — Подлый ты зверюга! — Последние слова утонули в подушке, плечи задергались в плаче.

У меня закружилась голова. Я прижался спиной к двери, вцепился рукой в стену, боясь потерять равновесие. Неужели? Знала?! Нет! Нет! Только не она! Вдруг она опять приподняла голову и жестко приказала:

— Погаси лампу!..

Лампа! Да-да, лампа! Я перевел взгляд на окно, и чудовищная мысль обожгла меня. Вот она — лампа! Зачем? Гришке она нужна была, эта лампа! Выходит, сама предупредила его. Сама?! Предупредила брата, что я вышел, что я иду туда, где он засел со своим дружком. Иду к ним, и пусть они будут наготове. Зося предупредила их, чтобы они были наготове. Чудовищно! Не верю! Но ведь они убили Волкова и Нырко. Я подошел к кровати и сдернул одеяло. Она встрепенулась. Мгновенно села, испуганно глянула. И обмерла... Она не ожидала увидеть меня.

Она не вскрикнула, не закричала, не застонала. Она ошеломленно смотрела на меня. Глаза ее сказали все. Она не должна жить. Она не имеет права жить. Ей нет места на этом свете... Она прочла в моем взгляде приговор и сделала попытку отодвинуться, спрятаться, убежать...