Шархан долго и зло изучал лицо нищего. «Откуда взялся этот оборванец на мою голову? Нет ли здесь подвоха? – подозрительно сверлил глазами слишком учтивого земляка. – Не агент ли он спецслужб?.. А может, он доверенное лицо Хасана, один из тех бродяг, которые по пятницам обивают пороги мечетей? Нет, – успокаивал он себя, – этот слишком грязен. А чистоплюй Хасан с безродным бомжем связываться не станет. Специальные службы – тем более».
Вдруг в глазах Шархана вспыхнул злой и мстительный огонек.
– Слушай, я тебе дам сто… пятьсот…Нет, тебе дам тысячу рублей. Но при одном условии: если ты расскажешь своему соседу, всем табасаранам Дербента, – в магазинах, на рынках, в чайханах, – во всех людных местах, что имам Хасан трус и козел!
– А чем докажете, уважаемый, что имам Хасан трус и… козел! – оборванец чуть его не ударил по лицу, но сдержался; в сторону отвел полные гнева глаза.
– Тем, что мои знакомые видели, как у него из рук крутые парни вырвали его молодую жену, и как он перед ними распускал сопли. И еще они видели, как эти ребята увозили его жену в горы… – и осекся, прикусив слишком разболтавшийся язык.
«Значит, мою жену увели в горы, а не на низменность, – задумчиво подумал про себя оборванец. – Я, собачий сын, одним ударом кинжала могу снести тебе голову или отсечь детородный орган!.. Но пока ты мне нужен живой», – еле сдерживая себя, успокаивался оборванец.
Оборванец сквозь стиснутые зубы улыбнулся Шархану и протянул руку за обещанным гонораром.
– Пусть никогда не иссякает чаша дающего мусульманина! – вкрадчивым голосом заговорил оборванец. – Делающему добро, добром и платят, – сложив губы в трубочку, брезгливо приложился к вонючей руке Шархана. – Раз твой односельчанин – козел, найдем мы управу на этого козла… Его, мелкого чистильщика арабского алфавита, я ославлю на весь Дагестан, на весь Северный Кавказ! Иначе, сын Махмуда Курбан из селения К… не будет сыном Махмуда.
– Как я узнаю, оборванец, что ты меня не обманул? – брезгливо отодвигаясь от него, засомневался Шархан.
– Ты сейчас мне дашь только первую половину обещанной суммы, а остальную половину выплатишь после выполнения данного обещания. Идет?
Шархан утвердительно кивнул головой. Оборванец ловкими движениями рук быстро спрятал протянутую Шарханом первую половину обещанной суммы во внутренний карман верхнего одеяния.
– На следующей неделе, в пятницу, я буду здесь, на этом месте, с украденной тростью и папахой Хасана. Надеюсь, милейший, ты их узнаешь…
Нищий сдержал данное слово. В следующую пятницу он продемонстрировал Шархану известную папаху и трость Хасана, а в придачу еще продемонстрировал его знаменитые старинные серебряные часы на серебряной цепочке.
Застывшие небеса
В стойбище Никардар, недалеко от Урочища оборотня, в нескольких десятках саклей проживало около трехсот человек. Оно располагалось на широкой холмистой поверхности, по краям окаймленной вербами вперемежку с дикой алычой, боярышником, шишками, шиповником. Посредине стойбища находилась ровная площадка для молотьбы зерна, с красивой дубовой рощей, вечно зелеными кустарниками ежевики, хмеля, разбросанными по всей поверхности, большими грушевыми, яблоневыми и ореховыми деревьями. С юга и запада эта местность ограничилась крутыми скалами, обрывающимися в долину реки Караг-чай.
Во время нашествия кизилбашей на Табасаран палачи Надыр-шаха, в отместку за неповиновение членов стойбища, детей и стариков растоптали лошадьми, мужчин, способных носить оружие, повесили на кряжистых ветвях священного дуба. А сакли разрушили, сожгли, сравняли с землей, юношей и девушек угнали в Персию. От мести кизилбашей спаслась небольшая горстка людей, которые переселились в стойбище в урочище Курма-пирар. Они впоследствии стали активными организаторами, защитниками на крепости вблизи селения Хучни, отдавшими свою жизнь до последнего воина. А имена главных организаторов защиты крепости, семи братьев: Исы, Касума, Гамзата, Али, Рамазана, Расула, Абумуслима на вечные времена вошли в золотой фонд защитников Табасарана. Сестра Рейганат, поддавшаяся уговорам персидского принца, предавшая братьев, была сброшена с крепостных стен, навеки проклята своим народом.
Ни в устных преданиях гуннов, ни в музыке, ни в исторических, обрядовых песнях, ни на настенных надписях не сохранилась летопись кровавой борьбы жителей стойбища Никардар с кизилбашами. Куда-то бесследно исчезла летопись об освободительной борьбе гуннов в Урочище оборотня, у священной горы, где хранится меч, посланный с небес, Курма пирар, Цумаг пирар, канули в лета живые свидетели разрушенного до основания стойбища Никардар, хранители легенд и преданий мужественного племени. Ибо вместе с сожженными саклями, казненными воинами и защитниками, порубленными аксакалами, проданными в рабство юношами и девушками, измученными ясновидцами и ясновидицами – хранителями наследия племени гуннов – ушли в небытие, развеяны ветрами героические страницы, живой дух этого непобедимого племени.