Жители соседних племен, когда затевают разговор о стойбище Никардар, о нем либо ничего особого не говорят, либо рассказывают мрачную историю: «На это стойбище колдуны Надыр-шаха за неповиновение ниспослали смерч. И стойбище вместе с его жителями проглотил смерч. На стойбище смерч налетел нежданно-негаданно. Он с воем пронесся по его центральной части, крутя и вертя, за считанные минуты уничтожил все. Смерч на своем пути сметал и сакли, и строения, с корнями выворачивал многовековые деревья, засасывал их в огромную воронку, далеко разбрасывал, разламывая, как щепки. Когда смерч утихомирился, на поселение набежал ветер с грозовыми тучами, которые, разгоняясь, ударяли дуг о друга, выбивая громы и молнии, выжигая все, что после смерча осталось. На стойбище выпал страшный ливень с градом. Вместе с дождем и градом из небес на стойбище падали змеи, тысячи змей. Они яростно нападали на уцелевших от смерча людей, жалили, убивали их. Кто успел вырваться из этого ада, тех приняли на стойбищах соседних племен».
Через столетия, проходя мимо могил стойбища с покосившимися, надломленными памятниками, никто не будет знать, какая жизнь кипела на этом красивейшем плато, под плоскими кровлями его саклей, какие сердца бились там; каким свидетелем суровых драм был молчаливый раскидистый священный дуб! Легендой без слов, духом легенды веют эти кряжистые дубы, так красиво выступающие на кроваво-красном небосклоне, эти темные и серые ущелья, расползающиеся в долину Караг-чая, отвесные скалы с множеством пещер. И в строгом молчании покоятся пещеры в скалах, раскиданные по всему периметру поселения. В этих пещерах покоятся останки слепой ярости Надыр-шаха – немые свидетели – защитники стойбища Никардар, сыновья-мученики священного дуба.
И только из массы дикой поросли, из корней старых, покосившихся, надломленных молнией и другими природными стихиями плодовых деревьев иногда случайно проклюнется яблоневый, грушевый или вишневый стебелек. Или же в чаще леса случайный прохожий встретит распространяющие благоухающий аромат розовые цветы шиповника, белые соцветия боярышника, шишек, барбариса, желтые цветы кизила. Тогда только начинаешь понимать, что здесь когда-то жило мужественное племя гуннов, разом исчезнувшее с лица земли.
Жизнь человека перед вечностью Вселенной мгновенна. Так мгновенно на земле в кровопролитных войнах исчезают росы, утренний туман, рассеиваемый ветром, так исчезают тени от тучи, пробежавшей по небу, так исчезает зыбь на глади моря. Только в таких случаях начинаешь понимать, как кратка жизнь одного человека, одного рода, племени, целого народа, и как она зависима от случайностей судьбы и капризов времени, как мелок и ничтожен человек перед вечностью природы, бесконечностью Вселенной.
Только тихо колышутся могучие головы раскидистых дубов, тревожно шелестит их листва, точно жалуясь внукам гуннов на трагическую смерть, унесшую в вечность имена и тени целого племени – их предков. А этот лунный блеск, выхватывающий из мрака обугленные останки стен строений, нежно просвечивающий сквозь облака, курится на руинах стойбища; лунный свет, преломляющий круглые, сиротливо стоящие надгробные глыбы, окрашивающий в розовый цвет тени лежащих под ними защитников. Кровавые сердца его защитников, незаметно пульсируя кровь по кровеносным сосудам, которые соединены с жилами погибшего стойбища, все еще дают о себе знать в нишах, расщелинах саклей. А матовый цвет луны, проглядывающей за ближним холмом, белым саваном ложится над кроной, зияющим черным дуплом священного дуба, над огромными надмогильными плитами в безмолвии спящего кладбища Никардар. А еще выше, над этим исчезнувшим стойбищем, величаво дремлют голубоватые вершины Джуфдага, подернутые желто-зеленоватой порослью. Нигде не слышно звука, точно замерла вся ночь, замерло все подлунное плато. Все плато, таинственное, загадочное, обомлевшее от восторга, восторгается небесной синью, ярким месяцем и мириадами звезд, хаотично разбросанных по куполу небосклона щедрой рукой Творца Мира. А месяц в среде розовых облаков, истекая кровью, поднимается все выше, уперев свой печальный взор в многострадальное плато «Урочища оборотня», священный дуб – немой свидетель трагедии исчезнувшего племени. И нет границ у вечной, умиротворенной красоты, нет конца стенаниям священного дуба, оплакивающего исчезнувшее племя гуннов. Так проходят века, тысячелетия, растворяясь в вечности времени и бытия…
Волки в подземелье
Профессиональное чутьё охотника не могло подвести Шархана. Недалеко от Пещеры кизилбашей, со стороны захода солнца, в одной из подземных пещер он учуял логово волчьей семьи.