Завтра будет вчера

— Подумай хотя бы о здоровье малыша.

— Доктор Григорянц сказал, что Артуру по силам перенести перелет.

— Зато мне не по силам. Мне, понимаешь? Я не хочу туда. Не хочу снова по улицам этим ходить, вспоминать.

— Мама… моя родная, что ты будешь вспоминать тут? Разве ты забываешь об этом хотя бы ненадолго? Хотя бы могилы их навестим вместе. Как давно ты не была на кладбище, мам?

— Не хочу ребенка нашего ЕМУ отдавать, Наро.

— А мы и не отдаем ему, мама. Но он его отец. И я… я люблю его, понимаешь? Я не смогу без него. Помнишь, ты говорила мне, что твое сердце надвое раскололось, когда отец меня из дома выгнал? Помнишь, ты говорила, что теперь оно вдвое сильнее болит, за него и за меня? Мое сердце тоже надвое расколото теперь. И тоже болит вдвое сильнее за каждого из них. Мааам, позволь мне сшить это сердце воедино. Оно не сможет долго в разных ритмах стучать. Я не смогу. Мааам… Не смогу без них обоих".

Я впервые говорила с ней настолько откровенно об Артеме. И я впервые упивалась тем, что могу говорить о нем правду во всеуслышание. О том, что чувствую к нему. Я устала хранить это в себе, как нечто грязное, постыдное, недостойное.

И сейчас я не думала о том, что выберет Артем, очнувшись. Мне надоело ждать его решений. Всегда только ждать. Настало мое время принимать их, и, если он не согласится с ними… если решит, что без нас ему будет лучше, что ж, я уйду.

Но сейчас меня сам Господь Бог бы не согнал с места рядом с его кроватью. Дни и ночи слушать равномерный писк приборов, вспоминая каждый день вместе, каждую минуту, проведенную с ним. С самого детства и до последнего дня в его доме. Иногда обессиленная закрывала глаза и тогда видела во сне свои воспоминания. Яркие, сочные, кажется, протяни руку, дотронься — и они оживут в реальности. Но каждый раз, когда пыталась коснуться их пальцами, они рассыпались, подобно стеклянным картинам, сначала покрываясь трещинами, а после и вовсе разбиваясь на те самые осколки счастья.

И, может, я снова рисовала в своем воображении иллюзии… Может, я снова погружалась в реальность, которой на самом деле не существовало, для меня эта реальность казалась самой живой, самой настоящей.

Я разговаривала с ним часами, касаясь кончиками пальцев его рук или век, невозможно длинных ресниц, трепетавших так, что, казалось, сейчас распахнет глаза и изумленно посмотрит на меня. И я даже придумала, что скажу ему. В своей голове я выстраивала один за другим наши возможные диалоги. Рассказывала об Артуре, о себе… о нас. Даже если он не мог слышать моего голоса.

— Ты знаешь, за что я ненавидела себя больше всего? За то, что не переставала любить. Никогда. Ни на мгновение, в котором дышала. Это ненормально, ты понимаешь? Это та самая болезнь, о которой мы с тобой когда-то говорили. И сколько бы я ни старалась вылечиться… так и не смогла. От нее ведь так и не придумали лекарства. И знаешь, что я решила? Даже если ты вдруг очнешься абсолютно здоровым от этой болезни, я тебя снова заражу ею. У тебя просто нет ни единого шанса, понимаешь, Капралов? Ни единого".

Иногда мне хотелось, чтобы он услышал мои слова… иногда я говорила ему их, только потому что знала — не услышит. Я не знала, что будет, когда он придет в себя. Возможно, он не примет той правды, которую узнал. Возможно, я уеду, увидев это в его глазах, но только после того, как буду уверена, что он обязательно выживет. Иногда мне казалось, что мне и не надо большего. Только бы выжил. Пришел в себя, встал на ноги. Пусть все с той же ненавистью в сердце и вдалеке от меня. От нас. Но живой и здоровый.

Тогда и я могла бы жить. Лишь бы под одним с ним небом. Пусть даже с разделенным надвое сердцем. Оно бы попросту перестало стучать, если бы он не очнулся.

"— Ты бы шагнула со мной с закрытыми глазами?

— Иногда мне кажется, что я могла бы куда угодно… но только с тобой. Понимаешь? Только рядом. Чем кара аранц кез*9"

— Почти шесть лет прошло с тех пор, а я все так же с закрытыми глазами согласна, лишь бы с тобой, — на корточках возле его постели, проводя губами по неподвижным пальцам, прислоняясь лбом к его ладони, — ты знаешь, мне с тобой так часто было больно, — мокрыми от слез щеками по его руке, — но без тебя было просто невыносимо, Тееем.

Я так ждала этого… представляла сотни раз в голове, каким оно может быть… его пробуждение. Я придумала, что буду говорить ему, даже представляла, что он может сказать сам, как назовет своей мышкой…

А когда встала в полный рост и на взгляд его наткнулась внимательный, растерялась. Снова, как много лет назад, окунулась в эту синеву, которая с каждой секундой все темнее становится, и я уже вижу, как собираются в глубине зрачков мои ветра, мои темно-синие торнадо, как закручиваются в воронки и беспощадно тянут меня в самое сердце стихии.

Словно завороженная, шагнула к нему и, наклонившись к самым губам, шепнула:

— Куда сбежать от меня хотел, Капралов? А кто обещал меня плавать научить… в любви своей?

*9 — Не смогу без тебя (армянский)

ЭПИЛОГ