Земледельцы

Гулистан в переводе означает Страна цветов. Название точное: едва сходишь с поезда, как сразу же попадаешь в благоухающий сад. Герод утопает в зелени, хотя это не маленький городок, а Сырдарьинский областной центр. Прежде он назывался Мирзачуль. А еще раньше, в интересующие нас времена, города здесь не было. Была лишь железнодорожная станция Голодная степь, при ней маленький поселок с базаром. Это справа от железной дороги, если ехать из Ташкента. А слева — постройки и Поля опытной станции.

Не без труда отыскиваем их в разросшемся городе. Возведенные из сырцового кирпича, они все еще служат, вид имеют вполне добротный. В одном из домов располагается народный суд, в другом — клуб.

Расспрашиваем о старожилах и попадаем к Владимиру Васильевичу Саутову.

Отец Саутова был рабочим, слесарем, но в 1905 году за участие в забастовке его сослали в Голодную степь. Он осел в Спасском, неподалеку от железнодорожной станции. Стал крестьянствовать, сеял хлопчатник, хозяйствовать учился у соседей. Переселенцы все друг у дружки учились. И у Бушуева.

В Спасском Михаил Михайлович то у одного, то у другого крестьянина устраивал показательные хозяйства, чтобы все видели, какие выгоды сулит земледельцу наука.

Равно сильный в животноводстве и растениеводстве (окончил Ветеринарный институт и Петровскую академию), человек большой энергии и организаторского таланта, он в короткое время успел добиться многого. Он изучал разные системы орошения и разные севообороты, исследовал разные способы борьбы с солончаками, вел сравнительное испытание сортов хлопчатника, пшеницы, риса и других культур.

За этой разбросанностью не сразу угадывался общий замысел: разработать наиболее рациональные методы хозяйствования на вновь обживаемых землях, чтобы и культуры подбирались применительно к условиям, и урожаи были высокие, и земли не засолялись, и чтоб столь драгоценная здесь поливная вода расходовалась с пользой.

Бушуев один из первых указал, что будущее поливного земледелия Средней Азии — в интенсивном развитии хлопководства. Он первый применил бороздковый полив, используемый на орошаемых землях до сих пор, вывел «бушуевскую» породу скота, выносливую в туркестанской жаре и не боящуюся кровососущих насекомых (бушуевские коровы и сейчас кое-где встречаются на пастбищах Средней Азии).

Невысоконький такой, незаметненький, слепенький (даже в очках лишь с близкого расстояния людей различал), бородка клинышком. Вот и все, пожалуй, что помнит о Бушуеве Владимир Васильевич Саутов. И то сказать, сколько пролетело годов!

Зато в те времена Бушуева знала вся Голодная степь. К нему крестьяне обращались за советами, за улучшенными семенами хлопчатника; к нему же пригоняли хворую скотину.

Бушуев верил в возможности этого края. И работал на его будущее, не щадя ни себя, ни своих сотрудников. Работники станции пропадали в поле от зари до зари; лишь в середине дня, в самые жаркие часы устраивался двухтрехчасовой перерыв.

Лидия Владимировна вспоминала, что в Ташкенте, где зимою, в тихое для землепашцев время, обычно устраивались съезды Общества сельского хозяйства, доклады Бушуева и других работников станции как-то выделялись. (Лидия Владимировна приезжала в Ташкент вместе с Гавриилом Семеновичем, их номер в гостинице по вечерам превращался в особый присъездовский клуб; Лидии Владимировне запомнились «разговоры о докладах и о том, кто выделялся своими работами».)

И еще отмечала одну особенность Бушуева: с первой встречи умел раскусить человека. (Особенностью этой пользовалась его жена: когда приходилось нанимать прислугу, непременно просила мужа с нею поговорить. Короткого разговора было ему достаточно, чтобы дать нанимаемой обстоятельную характеристику, которая и подтверждалась впоследствии.)

Недаром, надо полагать, он с такой настойчивостью пытался заполучить Зайцева.

В 1914 году при станции стало функционировать особое отделение близ кургана Улькун-Салык, в трех верстах от основных ее построек. Земли там были не так сильно засолены, как на самой станции, и Михаил Михайлович справедливо решил, что они лучше подходят для селекционной работы. Нимало не смущаясь тем, что предоставляет молодому специалисту почти полную самостоятельность, он предложил ему поселиться на Улькун-Салыке.

…Через много лет, в тяжелом 1941-м, Лидия Владимировна вместе с дочерью проезжала эти места (ехали в эвакуацию с Московским университетом, где училась Мария Гаврииловна). Мария Гаврииловна помнит волнение матери, помнит, как вглядывалась она в оконце теплушки и увидела-таки, и показала дочери два беленьких домика, в одном из которых начиналась ее замужняя жизнь.

Теперь этих домиков от железной дороги не увидать: все застроено, деревья шумят на участках. Совхоз!